Федор Чижов - Инна Симонова

Совет Главного управления цензуры, ознакомившись на своем заседании с текстом статьи, вынес заключение, что она колеблет «авторитет распоряжений высшего правительства» и способствует возбуждению беспокойства в обществе^[418].

Кроме того, «на вид» Чижову можно было поставить передовую статью «Москвы» от 5 сентября 1868 года. В ней речь шла об отклонении земским собранием и Министерством внутренних дел проекта строительства земской Тамбовско-Саратовской железной дороги. Чижов утверждал, что принятое решение явилось следствием давления со стороны «некоторых влиятельных крупноземельных уроженцев Оренбургского и Самарского края, покровительствующих Маршанско-Самарскому пути с продолжением его на Оренбург». Один из членов совета Главного управления цензуры Ф. П. Еленев, более известный широкой публике в качестве правительственного публициста, писавшего под псевдонимом Скалдин, усмотрел в этом «двусмысленные, но тем не менее весьма понятные намеки на то, что будто концессии на железные дороги получаются разными темными путями при содействии влиятельных и с громкими именами лиц, явно или скрыто участвующих в железнодорожных предприятиях… Эта статья, вместе с рядом резких нападок той же газеты на администрацию Северо-Западного края, показывает… что означенная газета по-прежнему не упускает случая бросить невыгодную тень на различные части государственного управления и высшие правительственные лица», а потому, считал цензор, «представлялось бы уместным в случае, если газета „Москва“ дальнейшим продолжением направления в сказанном духе вызовет третье предостережение, указать в нем и на эту статью». Совет Главного управления по делам печати согласился с предложением Ф. П. Еленева^[419].

Тем не менее, несмотря на репрессии со стороны цензуры, главная задача, поставленная перед «Москвой» ее хозяевами-купцами, — пропаганда идей протекционизма накануне пересмотра тарифа 1868 года — находила на страницах газеты свое последовательное воплощение. «В вопросах торговой политики мы прямо и открыто говорим, что стоим за разумное ограждение нашей промышленности, — говорилось в программной передовой статье первого номера „Москвы“ от 1 января 1867 года. — Лучше несколько обождать, лучше подвигаться осторожнее и медленнее по пути свободной торговли, дабы тем прочнее приблизиться к этому идеалу международных сношений, если только его достижение не относится к числу таких же прекрасных мечтаний, как всеобщий мир и тому подобные утопии»^[420].

Свои доводы в пользу необходимости введения покровительственных таможенных тарифов редакция газеты обосновывала ссылкой на авторитет классика буржуазной политэкономии Дэвида Рикардо: «Цель всякой охранительной пошлины… должна стремиться к тому, чтобы цена иностранного товара на нашем внутреннем рынке возвысилась до цены, в которую обходится на нашем же рынке тот же товар внутреннего производства». Таким образом, делала вывод «Москва», «охранительные пошлины должны стремиться к тому, чтобы дать возможность состязаться на рынке двум однородным промышленностям, но работающим при совершенно неравных условиях. Когда один народ сравнительно с другим беднее капиталами, механическими средствами, хорошими опытными рабочими, окружен множеством неблагоприятных, но устранимых условий, то ему можно легко помочь покровительством народному труду. Так везде делалось, делается везде и теперь, и нигде еще в Европе этого не отвергают. Единственный вопрос, который может здесь возникнуть, — это вопрос о размерах покровительства»^[421].

Начало выхода в свет газеты «Москва» совпало с приездом в Петербург фритредера с мировым именем — бельгийского профессора политэкономии Густава Молинари. В своей речи на данном в его честь обеде он под одобрительные возгласы петербургских экономистов В. П. Безобразова, В. И. Вешнякова, Е. И. Ламанского и товарища министра финансов С. А. Грейта высказался в пользу свободной торговли и призвал к ликвидации таможен.

Почти в это же время, 11 февраля 1867 года, в Купеческом клубе Петербурга состоялся очередной купеческий съезд. На повестке дня стоял вопрос о благоприятных для русской промышленности тарифах. Присутствовавший на съезде агент Третьего отделения сообщал: «Направление это развивал более всех Чижов, который в резких и сильных выражениях доказывал неудобства понижения пошлин с привозных товаров, выставляя, будто это понижение не есть плод разумных начал политической экономии, а частная мысль нескольких влиятельных лиц. Речь эта вызвала сильное одобрение присутствующих»^[422].

Взаимоисключающее противоборство взглядов фритредеров и протекционистов закономерно переносилось на страницы печати. Наиболее острая газетная дискуссия разгорелась вокруг размера пошлин на ввозимые в Россию текстильные и прежде всего хлопчатобумажные изделия. Центральная пресса едва ли не единым фронтом доказывала, что русские фабриканты с помощью запретительных таможенных пошлин наживают себе огромные барыши. Возмущенные владельцы бумагопрядилен Московского промышленного района пытались убедить общественное мнение в необходимости ограждения русского хлопчатобумажного производства от иностранной конкуренции ввиду его высокой себестоимости. Их интересы последовательно отстаивали газеты «Москва» и «Москвич», публиковавшие пространные расчеты, призванные убедить соотечественников в голословности обвинений противников^[423].

Наряду с этим в «Москве» и «Москвиче» широко обсуждался и ряд других вопросов промышленного развития России, в той или иной мере связанных с тарифно-таможенной политикой правительства. Так, в конце 1867 года в двух номерах газеты «Москвич» была опубликована «Записка о необходимости поддержать машиностроение в России». Делая экскурс в историю, ее автор обращался к принятому в 1822 году правительством Александра I тарифу, по которому «до настоящего времени машины и аппараты всякого рода, употребляемые в земледельческой, фабричной и заводской промышленности, <а> также пароходы и паровозы были допущены к привозу беспошлинно». Благодаря этой льготе (в целом тариф 1822 года был запретительным) русские промышленные предприятия смогли «запастись наилучшими механизмами» и к середине 1860-х годов оказались обеспечены гораздо более совершенными в техническом отношении машинами, нежели многие заграничные фабрики.

Но нет добра без худа, как и наоборот. Удовлетворив с помощью беспошлинного ввоза первоначальную потребность страны в машинах и механизмах, экономика России вместе с тем попала в полную зависимость от иностранной конъюнктуры. «Последняя прусская война, — говорилось в „Записке“, — отвлекши в армию работников от прусских механических заводов, поставила эти последние в невозможность своевременно исполнить заказы Главного общества российских железных дорог… Будь у нас дома возможность исполнять все заказы Общества, выше приведенная случайность не могла бы иметь места…»