Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет - Елена Лаврентьева

«Бабушка пользовалась у нас огромным авторитетом, — вспоминает Е. А. Нарышкина. — …Она справедливо имела репутацию женщины большого ума, но она не понимала и презирала все, что было похоже на восторженность и всякое внешнее проявление какого бы то ни было чувства. Так, я помню, как однажды на панихиде по одной молодой княгине, Голицыной, умершей 18-ти лет в первых родах, она заметила про одну даму, которая плакала навзрыд, что она была „bien provinciatle de pleurerde cette fagon”^[47]».

Двоюродная тетка Л. H. Толстого, фрейлина императорского двора графиня А. А. Толстая с осуждением пишет о поведении княгини Юрьевской, морганатической супруги Александра II, во время похорон императора: «Молодая Государыня (жена Александра III. — Е.Л.) проявила трогательное внимание и уступила княгине Юрьевской место, чтобы та была ближе к гробу во время траурного шествия, но, поскольку княгиня Юрьевская стала дико кричать, ее увели придворные доктора.

Невозможно передать, какое впечатление произвели эти крики в торжественной тишине траурного шествия, и присутствующие были скорее скандализованы, чем тронуты столь вульгарным проявлением чувств. Во всяком случае, оно очень не соответствовало обстоятельствам».

«Безмолвные слезы» также считались вульгарным проявлением чувств. В рассказе Н. А. Бестужева «Похороны» герой, от имени которого ведется повествование, «забылся и заплакал», находясь в церкви у гроба своего друга. Вскоре он заметил, что «взоры всех» были обращены на него. «Тут я только вспомнил, что нахожусь посреди большого света, где приличие должно замещать все ощущения сердца и где наружный признак оных кладет печать смешного на каждого несчастливца, который будет столько слаб, что даст заметить свое внутреннее движение».

«Этикет и дисциплина — вот внутренние, а, может быть, правильнее сказать — внешние двигатели ее поступков, — пишет С. Волконский о своей прабабке, матери декабриста, — все ее действия исходили из этих соображений; все чувства выражались по этому руслу». Княгиня Александра Николаевна Волконская, дочь фельдмаршала Н. В. Репнина, статс-дама, обер-гофмейстерина трех императриц, кавалерственная дама ордена Св. Екатерины первой степени, «придворная до мозга костей», пока шел допрос ее сына в Петропавловской крепости, «она уже была в Москве, где шли приготовления к коронации. Императрица, снисходя к ее горю, предоставила ей оставаться в своих комнатах». Однако она «ради этикета все-таки присутствовала на представлении дам».

Не случайно И. А. Бунин упрекал А П. Чехова в незнании светских нравов, приводя в доказательство «истерику» Раневской в «Вишневом саде»: «…Раневская, будто бы помещица и будто бы парижанка, то и дело истерически плачет и смеется…».

«Жизнь редко дает нам то, что обещает в юности, и не нужно строить различных иллюзий, которые могут развеяться очень скоро, но нужно особенно тщательно готовить почву для "внутреннего" счастья, которое зависит только от нас самих, — пишет дочери из Сибири ссыльный А. Ф. Бриген в 1836 году. — Чтобы достичь этого, я вам посоветую, милая Мария, самой научиться следить не только за своими словами и поступками, но также постараться понять то, чего вам не хватает, тренируйте свою волю, чтобы она всегда была направлена на добрые дела, а также на то, чтобы научиться владеть собой».

Женщина хорошего тона, «чтобы с честью поддерживать свою репутацию, должна была казаться спокойной, ровной, бесстрастной, не выказывать ни особого внимания, ни повышенного любопытства, должна была владеть собой в совершенстве».