Григорий Потемкин - Ольга Игоревна Елисеева

Некрасивая история. Особенно если вспомнить, что в 1769 году, когда умерла Анна Михайловна Строганова, дочь канцлера, ее родственники объединились против мужа А. С. Строганова, чтобы забрать у него приданое покойной. Александр подробно описал имущество сестры (от заводов до кружевных манжет), которое должно отойти к роду Воронцовых^[563]. А Е. Р. Дашкова разобрала юридические аспекты, по которым мужу Анны ничего не причиталось, так как «она, живучи и умерши в доме матери, все тут и оставила»^[564]. Остается только удивляться, почему от похорон тетушки племянники предпочли самоустраниться.

Потемкин в это время плотно занимался турецкими делами. Порта проявила желание расторгнуть Кючук-Кайнарджийский договор. «Теперь у меня мысли весьма устали и притом занята размышлением о турецком разрушении мирного трактата, отказом двух важных артикулов, и сие бродит в голове…»^[565] — писала императрица в начале марта 1776 года. По Кючук-Кайнарджийскому миру была подтверждена независимость Крыма от Оттоманской Порты. Однако весной 1776 года Турция стала игнорировать свои обязательства относительно Крыма и активно вмешиваться в борьбу существовавших там прорусской и протурецкой партий, поддерживая кандидатуру хана Девлет-Гирея на крымский престол^[566]. Турки потребовали от России отказаться от независимости ханства и от полученных по договору крепостей — Керчи, Еникале и Кинбурна.

Императрица решила посоветоваться с Н. И. Паниным и обсудить с ним возможность захвата Очакова. На заседании Совета Потемкин доложил, что войска готовы выполнить поставленную задачу. Панин писал по этому поводу своему племяннику Н. В. Репнину: «Первое движение было наше, чтобы схватить Очаков, о чем ее величество под крайним секретом требовало моего мнения»^[567]. Канцлер высказался против такого шага.

Усиление противных России настроений в Крыму ставило под угрозу право свободного плавания по Черному морю, которое было зафиксировано в трактате особым пунктом^[568]. К осени обстановка особенно накалилась: русское правительство ввело войска на полуостров и поддержало кандидатуру Шагин-Гирея на ханский престол. Открытое столкновение с Портой могло произойти в любой момент^[569].

Повисшая в воздухе угроза заставила Екатерину опасаться враждебных действий Австрии, в предшествовавшую войну поддерживавшей турок. Потемкин подготовил корпус вблизи от границ австрийской части Польши. «Необходимо нужно, — писал он императрице, — иметь наготове корпус нарочитой в близости цесарской Польши, а для того я думаю командировать к Киеву пехотных три полка: Санкт-Петербургской, Невской, Сибирской, конные Ординской, поселенных 10 эскадронов. …Они вместе с …командированными прежде в Подолию состоят: пехотных полков девять, а конницы 22 эскадрона, да Донской полк»^[570].

20 февраля Румянцев донес Екатерине: «Я осмеливаюсь… мои мысли представить, что не безпалезно бы было некоторыя кампаненты собрать на будущее лето на обеих сторонах Днепра, и тем оказать готовность с стороны нашей, и удержать татар, поляков и самых турков в некотором к нам уважении»^[571].

8 марта 1776 года Екатерина подписала рескрипт Потемкину о мерах по обеспечению безопасности новых границ от возможных притязаний Турции и Крымского ханства. «От вас… требуем, чтоб, между тем как наружныя с нашей стороны воинския оказательства будут служить к убеждению Порты на исполнение невыполненных еще артикулов мирнаго трактата и к сокращению татар в дерзновенном их супротивлении независимому своему жребию, полученныя от Порты и от татар крепости: Керчь, Еникале и Кинбурн — …приведены были не только в безпечность от всякой сюрпризы, но и в состояние выдержать осаду»^[572].

Потемкин серьезно подкрепил полки, расположенные вблизи Крыма, предложив Румянцеву «усилить тот деташемент Смоленским драгунским и Острогожским гусарским, которые к той стороне расположены»^[573]. Спешно возводились укрепления. «На новой Астраханской линии, идущей от Моздока к Азову, — писал Потемкин, — три крепости уже окончены, и для назначенных туда на поселение жителей потребный к продовольствию хлеб уже засеян. Прочия же семь крепостей, составляющия связь оной линии, строением производятся, так что окончены будут совсем будущаго лета»^[574]. Императрица была очень довольна полученными от Григория Александровича сведениями: «За это спасиба и весьма спасиба».

Трудно поверить, что эти спокойные, деловитые записки писались в то же самое время, когда развивался кризис личных отношений Екатерины и Потемкина. Похоже, закрывая за собой двери кабинета, Григорий Александрович становился другим человеком — нервозность, раздражение, обиды отступали, работа шла полным ходом, а императрица неизменно была довольна им. В этом секрет сохранения влияния Потемкина по окончании фавора. Он был необходим Екатерине, и, расставаясь с ним как с мужчиной, она старалась задарить его наградами, усыпить больное самолюбие орденами, почестями и титулами. Фактически откупалась от него.

В начале 1776 года Потемкин стал кавалером иностранных орденов: польских Белого орла и Станислава, датского Слона и шведского Серафима. Этими шагами правительства соседних держав старались укрепить отношения с Россией. Екатерина сама хлопотала о предоставлении Григорию Александровичу княжеского достоинства Священной Римской империи. 13 января 1776 года она писала русскому послу в Вене Д. М. Голицыну: «Я вам через сие предписываю… именем моим… производить просьбу, которая персонально меня много интересует, а именно, чтоб его величество удостоил генерала графа Григория Потемкина, много мне и государству служащего, дать Римской империи княжеское достоинство, за что весьма обязанной себя почту»^[575].

В дипломатической среде ходили слухи, что Иосиф II с неохотой согласился на это пожалование. Однако всего через полтора месяца, 27 февраля, оно состоялось^[576]. Еще через месяц, 21 марта 1776 года, Потемкин получил от императрицы разрешение пользоваться новым титулом^[577]. С чем была связана такая задержка? Ведь Екатерина сама добивалась для любимца этой милости. Вероятно, Григорий Александрович стал князем только тогда, когда их с государыней отношения несколько нормализовались, а вернее, сам Потемкин прекратил закатывать Екатерине публичные сцены.