Черчилль - Франсуа Бедарида

Было бы неправильно думать, учитывая отношение к Черчиллю, сложившееся в 1940 году, что сразу же после поражения в Норвегии в нем разглядели будущего лидера нации или даже наследника Чемберлена. По-прежнему представлялось маловероятным, что в один прекрасный день он сумеет добиться признания политической элиты Британии, возьмет управление страной в свои руки и поведет за собой соотечественников. В первую очередь нам следует остерегаться соблазна, часто подстерегающего историков, а именно рассуждений a posteriori. Этот путь неизбежно приводит к тому, что случай превращается в неизбежность. Если бы мы сказали, что события, вознесшие Черчилля на британский политический трон, были неотвратимы, мы бы погрешили против истины и оставили в тени длинную цепь случайностей, произошедших в Лондоне в трагические для Европы дни — со вторника 7 мая по пятницу 10 мая 1940 года.

Кроме того, не следует сбрасывать со счетов Чемберлена, о котором нередко говорят, будто бы фиаско в Норвегии сломило его. Этот сильный, мужественный человек обладал бойцовским характером и завидной силой воли. Он был облечен огромной властью и имел немалый опыт за плечами, поэтому к его мнению прислушивались и министры, и парламент. Чемберлен по-прежнему был очень популярным политиком в Англии. В марте 1940 года по данным опроса Гэллапа в поддержку премьер-министра высказались пятьдесят семь процентов граждан. Но слабое место у него все же было. Этот дельный, добросовестный человек не годился на роль лидера страны в условиях военных действий. Чемберлену самому были чужды душевные порывы, и он не мог вдохновить на великие свершения народ. Отсутствие в нем этой искры помешало ему вовлечь соотечественников в тотальную войну за правое дело. Уже в первые дни «странной войны» Томас Джонс, бывший секретарь кабинета министров, язвительно заметил: «В правительстве только Уинстону под силу поднять народ. А наш премьер-министр словно неживой, бесцветный какой-то, по его тону непонятно, говорит ли он о стойкости, о победе или о поражении»^[240]. Однако несмотря на то, что события в Норвегии не лучшим образом сказались на авторитете Чемберлена, он, безусловно, не утратил своего влияния и уверенности. В то время мало кто мог предположить, что скоро его власти придет конец.

По иронии судьбы Чемберлен, без особого восторга относившийся к идее начать военные действия на территории Скандинавии, понес самое большое наказание за провал Норвежской кампании. А Черчилль, которому не терпелось открыть Северный фронт, вышел из воды, едва замочив ноги, хотя именно он в первую очередь повинен в этой неудаче. Дебаты, посвященные Норвежской кампании, продолжались в палате общин два дня, 7 и 8 мая. Всеобщее неодобрение в ходе этого совещания было направлено прежде всего на премьер-министра и его «мюнхенских» друзей, также входивших в состав кабинета министров. Чемберлена со товарищи обвиняли в том, что они не обеспечили готовность страны к войне, как это показала Норвежская кампания, закончившаяся для Англии столь плачевно.

На тайно сделанной фотографии запечатлена палата общин во время прений по Норвежской кампании. Черчилль — второй слева от Чемберлена (произносит речь). 7 мая 1940.

Как только совещание началось, на правительство хлынул целый поток суровой критики. И, как это ни парадоксально, больше всех усердствовали не оппозиционеры-лейбористы, а степенные консерваторы. В своем торжественном обращении Лео Эмери напомнил правительству знаменитый приказ Кромвеля Долгому Парламенту — исчезнуть. Со своей стороны Ллойд Джордж — это было его последнее публичное выступление — посоветовал премьер-министру пожертвовать собой, раз уж речь зашла о необходимых жертвоприношениях. В этой щекотливой ситуации Черчилль проявил мужество и честно попытался оправдать действия правительства, заявив, что берет на себя всю ответственность за фиаско в Норвегии. Но несмотря ни на что, вечером 8 мая на состоявшемся в конце заседания голосовании стало ясно, что парламент выразил недоверие премьер-министру. Большинство депутатов, поддерживавших правительство, отныне насчитывало не двести тринадцать, а всего лишь восемьдесят одного человека, сорок один человек из числа депутатов-консерваторов и членов близких к ним фракций проголосовал вместе с оппозицией, шестьдесят депутатов воздержались.

Из создавшейся ситуации было лишь два выхода: оставить Чемберлена на посту премьер-министра, но коренным образом изменить состав правительства или избрать нового премьер-министра. Во втором случае депутаты должны были выбрать либо Галифакса, либо Черчилля. Казалось бы, все говорило в пользу первого. Он был типичным представителем истеблишмента: друг королевской семьи, крупный землевладелец, бывший вице-король Индии. Его безупречные манеры, солидный опыт, безукоризненный внешний вид, мягкость в обращении, кристальная честность и добродетельное поведение снискали ему всеобщее уважение. Он внушал доверие своим чувством меры и осмотрительностью. А главное, за министра иностранных дел было большинство влиятельных лиц, от которых напрямую зависело, кто станет премьер-министром: король, нынешний премьер-министр, большинство депутатов-консерваторов, палата лордов и часть лейбористов (лидер партии Эттли, а также Моррисон и Далтон).

На первый взгляд ничто не говорило о том, что звездный час Черчилля близок. С ним была его репутация импульсивного, неуправляемого человека, всюду сующего свой нос, он по-прежнему водил дружбу с подозрительными личностями... А Дарданеллы, а Индия, а беготня из партии в партию?! В 1942 году Геббельс записал в своем дневнике: «Фюрер припоминает, что все англичане, с которыми он встречался накануне войны, дружно называли Черчилля нелепым политиканом. Даже Чемберлен». Британцы же еще в апреле на вопрос: «Кого бы Вы хотели видеть премьер-министром в случае отставки Чемберлена?» — отвечали следующим образом: двадцать восемь процентов высказались за Идена, двадцать пять — за Черчилля, по семь процентов — за Галифакса и Эттли. В свою очередь лейбористы, как раз собравшиеся на конгресс в Борнмуте, вряд ли когда-нибудь согласились бы работать в правительстве под началом Чемберлена, который никогда не скрывал своего презрения к ним. Однако и за Черчилля высказывалось лишь незначительное меньшинство лейбористов, а большинство так и вовсе относилось к нему весьма враждебно. Правда, партия Эттли обладала лишь правом вето, и провести своего кандидата лейбористам, как это показали дальнейшие события, было не под силу.