Всему своё время - Валерий Дмитриевич Поволяев

больше, чем ум. Ныне даже на руководящие должности людей выдвигают скорее за человеческие качества, чем за деловые. Деловые качества у всех становятся примерно одинаковыми, а вот человеческие, увы, всегда будут разными.

Сомов, внимательно слушавший Корнеева и время от времени запускавший палец в колючий затылок, чтобы почесаться, вдруг расхохотался. Поковырял ногтем в зубах.

– Какой человеколюб тебе все это наговорил, а, Корнеев? – снова захохотал. – Значит, директором какого-нибудь магнитофонного или производящего мыло и стиральные порошки предприятия можно стать за человеческие качества? А на то, что хороший человек не знает, какова химическая формула мыла, не ведает, чем звукозаписывающая головка отличается от шарикоподшипника, – наплевать?

– Не перегибай палку, – почувствовав жжение на лице, будто щеки, лоб, виски ему натерли чем-то едким, проговорил Корнеев.

– Я-то не перегибаю, ты ее перегибаешь, – Сомов неожиданно вздохнул, во взгляде его появилось сочувствие. – Эх, дорогой друг, дорогой друг, – он покачал головой, – не завидую я тебе завтра, – продолжил задумчиво, медленно, погружаясь в самого себя, – завтра будет пролито много пота, крови и слез.

«Дурак, – злился на самого себя Корнеев. – Вот что вышло из глупой попытки откровенности. Негоже кормить волка рисовой кашей и протертыми диетическими котлетками, впустую это – все равно будет думать о лесном просторе и задушенных зайцах, о живом мясе и презирать диетическую пищу, от которой силы в организме прибавляется лишь столько, что ее едва хватает доползти до логова».

Глава четырнадцатая

О нет! Кто мог идти на смерть отважно,

Тот должен все с отвагою принять.

Леся Украинка

Сбежали детство, отрочество, юность, зрелость.

Сбежит старость. Все сбегут – один останусь.

Юрий Нагибин

Через несколько дней после ухода Синюхина на буровую поступила радиограмма. Текст был краток и не требовал комментариев: «Срочно явитесь в Тюмень для доклада о состоянии дел на буровой. Если бурите не нефтеносные породы, немедленно прекратите!»

Радиограмма была подписана человеком, чье имя вызывало невольный трепет – уважаемый руководитель имел крутой нрав, был полностью лишен пресловутой романтической жилки и жизнь свою и руководство строил на жестком прагматизме и трезвом житейском расчете, никогда не выходя за рамки игры, которую сам себе определял. Цифры и факты были для него важнее «глины и мякоти», как он называл то, что по-латыни зовется «гомо сапиенс». Надо полагать, уважаемый руководитель был по-своему счастлив, когда сводил все к математическим значкам, к цифири и коротким записям в две-три строчки – словно из личного либо наградного дела, – а человеческую значимость стирал до толщины бумажного листа. Корнеев хорошо представлял, что за поездка выпадает на его долю, какой ждет разговор. Возможно, из этой поездки он вернется никем. «Все едино, терять нечего!» – холодно и жестко подумал он. Посидел немного, ловя чутким ухом охлесты ветра, подвижку сыпучего снега, бормотанье дизеля, потом начал собираться в дорогу.

Последние пробы, которые сделали, утешения не принесли. Надо было останавливать буровую. Это ведь предписывала радиограмма. Грозный руководитель не любил, когда нарушали его распоряжения.

– По волосам не плачут, коли голова снесена с плеч и валяется в кустах. До моего возвращения работу не прекращайте, – прощаясь, отдал Корнеев распоряжение, – бурите пока, а там видно будет.

Перед самым уходом, уже в предбаннике балка, пообещал во всеуслышанье:

– Если встречу Синюхина – при свидетелях набью морду.

По льду Корнеев перебрался на тот берег реки, там Костя, летевший в Ханты-Мансийск, подбросил его до ближайшего аэропорта, откуда в областной центр ходили регулярные самолеты.

Вернулся он быстро, через два дня – срок по северным понятиям меньше мизинца, да и погода подфартила: ведь тут чуть что – запуржит, поднимется ветер, и самолеты сразу на прикол становятся, а ему повезло. Спешил Корнеев, даже никого в городе не сумел повидать – ни Володьку, ни Костину Валентину, ни пива не выпил, ни кофе. С самолета сразу попал «на ковер» – пред очи высокого грозного чина, получил выволочку, но свое отстоял: буровую ему сохранили, хотя в должности понизили – по штатному расписанию он проходил теперь не как начальник отдельной геологической партии, а как бригадир.

Возвращаясь, Корнеев прокручивал в мозгу разговор «на ковре», вспоминал насупленный взгляд и грозный начальнический рокот. Плевать в конце концов на должность. За должностями он никогда не гнался, понижение не вызвало у него отрицательной реакции. И вообще, чтобы руководить, нужен особый дар. Он вспомнил едкое суждение: кто знает – тот учит, кто умеет – тот делает, а кто не умеет и не знает – руководит. С потерей в зарплате тоже можно смириться, не голову он потерял, а деньги. Сегодня они есть, завтра нет, и наоборот, не беда все это. У зарплаты обрубили хвост? Плевать! На чай, сахар, хлеб и колбасу у него денег хватит. А больше и не надо. Вообще-то Корнеев ожидал, что с ним обойдутся круче, чем обошлись, но, видать, это «круче» оставили на потом.

Он снова вспомнил насупленный взгляд, рокот, дивился про себя: интеллигентный дядя, похожий на актера, лицо мягкое, руки припухлые в суставах, совсем домашние, – а вон какая грозная слава шлейфом за ним пушится… Интересно, как все это уживается в одном человеке?

Есть люди, которые любят покрикивать, командовать на высоких нотах, критиковать и хамить, «резать правду-матку в глаза», как они сами выражаются, давать указания и требовать их немедленного исполнения, и часто случается, что мы побаиваемся этих командиров, заискиваем перед ними, считаем их людьми более высокого порядка и тем унижаем себя – вон как проступает в нас плебейское, откуда все это? А на деле оказывается, что эти крикуны и так называемые грозные руководители – самые обычные малокультурные люди, утратившие над собой контроль либо лишенные внутреннего интеллекта.

Интеллект внешний, он ныне есть у многих, интеллектуальный человек – не редкость, ведь век-то образованный, никого не удивишь сведениями о медицинских операциях, сделанных без хирургических инструментов, о гимнастике йогов и знанием поэзии самого модного поэта, а вот интеллекта внутреннего, который делает всякого интеллигента по-настоящему интеллигентным человеком, к сожалению, у многих не хватает. Именно отсутствие внутреннего интеллекта позволяет руководителю распускаться, своевольничать. В нынешних условиях человек, лишенный интеллекта внутреннего и обладающий только внешним, – это, извините, попросту дурак. Таких людей принято еще называть самодурами – очень уж много они кричат, пытаются властвовать даже там, где власть эту проявлять совсем не надо, рассчитывают в основном на громкость голоса и собственную должность. Нужны, наверно,