Кагуляры - Ефим Яковлевич Курганов

Приобняв герцога за плечо, маршал снова обратился к присутствующим с речью:

– Господа! Назревают важные события. Бессовестный и наглый вор Ставиский наконец-то убит![2] Но демократия, пригревшая его, ещё жива. Надеюсь, с вашей помощью, мы скоро покончим с нею и освободим нашу бедную Францию от грязных оков демократии. Итак, выходим через четыре дня, шестого февраля. Чрезвычайно важная роль будет отведена королевским молодчикам (был сделан кивок в сторону академика Шарля Морраса) и «Французской солидарности» (кивок в сторону парфюмера Коти). Они должны произвести удар, который отвлечёт силы полиции, дабы она не заметила того, что готовится не перед, а за Бургундским дворцом. Вся полиция должна броситься на площадь Согласия, где будут бесчинствовать молодчики и «Солидарность», а наши ветераны пусть кричат погромче, да позадиристей. Решающая же роль будет отведена отборным отрядам «Диспо» – из «Боевых крестов» (тут маршал пожал руку герцогу Поццо ди Борго и бросил взгляд в сторону графа де ля Рока). Они подойдут с тыла, захватят Бургундский дворец и засевших там продажных депутатов Национального собрания, после чего у нас и будет наконец-то покончено с демократией.

Раздались даже не громкие, а бешеные аплодисменты. Не преувеличиваю ничуть.

Я присутствовал на этом собрании и был, как все мои друзья, необычайно воодушевлен речью маршала д’Эспере (я даже зауважал его). Я верил маршалу, тем более что после него слово взял необычайно солидный, самоуверенный господин – это был Вандаль, президент Франко-Голландского банка – который торжественно объявил, что назавтра буквально все газеты кроме социалистических и коммунистических выйдут с призывом «ВСЕ НА ПЛОЩАДЬ СОГЛАСИЯ!»

Так именно и произошло. Ничто не предвещало скорую катастрофу. Я даже представить себе не мог, что фашизм так и останется для нас всего лишь романтической идеей, сказочной мечтой.

Позднее сами же фашисты выдвинули версию (но это было всего лишь пустое самооправдание), что фашизм во Франции проиграл потому, что фашистских организаций и партий в Третьей республике было слишком много. То есть всему виной явилась не слабость движения, а его исключительное многообразие: изобилие фашизмов во Франции, даже конкуренция фашизмов.

Вот выразительная цитата, которая сама за себя говорит: «Переизбыток парижских фашистских движений, теоретически преследующих единые цели, но на практике соперничающих между собой, разделял и дезорганизовывал французскую элиту. В результате после кровавой трагедии, разыгравшейся вечером 6 февраля 1934 года на площади Согласия в Париже, никто из «правых» победителей не сумел взять в руки власть, готовую пасть в обстановке всеобщей паники». (Леон Дегрелль «Гитлер на тысячу лет»).

22 января

6 февраля 1934 года весь Париж был охвачен беспорядками, возникшими отнюдь не спонтанно. Центр города был строго распределен. В частности, королевские молодчики из «Аксьон Франсез» с раннего утра маршировали в Латинском квартале, а «Боевые кресты» – у Дома инвалидов.

Всё было спланировано маршалом Франше Д’Эспере, а оплачено парфюмером Франсуа Коти, электротехническим магнатом Эрнестом Мерсье и Эженом Шуллером, придумавшим безвредную краску для волос, что заложило основу его огромного состояния. Для моей хроники особенно важен как раз этот последний – изобретатель безвредной краски.

Молодежь (гимназисты и студенты), привлеченная королевскими молодчиками и партией «Солидарность», покуролесила в тот день на славу – разумеется, получив за это вознаграждение, и я не вижу в этом ничего зазорного. Идея-то была правая, а значит, их своеобразный труд на улицах Парижа был честным. Разве зазорно брать деньги за честный труд? Вот почему я пишу, ничего не утаивая, и подтверждаю, не боясь ничьих ухмылочек, – да, беспорядки были спланированы и оплачены.

Были, конечно, в толпах, орудовавших в тот день, и бескорыстные энтузиасты, к каковым я отношу себя и своих друзей – у нас были самые чистые помыслы. Мы думали лишь о крушении демократии, а не о заработке. Ручаюсь!

И вот, к пяти часам, как было условлено на собрании в «Аксьон Франсез», все двинулись к площади Согласия. Мы стояли там по меньшей мере пять часов и отбили все атаки брошенных на нас негодяев-фликов – все до единой! Конечно, мы не смогли устоять, когда уже ночью, в полной темноте, выехали на мотоциклетках автоматчики и стали в упор нас расстреливать, но это было ночью, а днём мы держались блестяще.

Первыми, как и было спланировано маршалом д’Эспере, выкатилась на мост колонна инвалидов-колясочников. Орали они вовсю, били костылями и палками по металлической обшивке своих колясок, так что шума производили предостаточно, и зрелище было чрезвычайно эффектное – уверяю вас. И лозунги, кстати, были очень славные. Я выкрикивал их тогда и так же готов выкрикивать теперь. Назову лишь некоторые, особо запомнившиеся: «Долой воров!», «Долой евреев!», «Еврейские ублюдки правят Францией!» и т. д.

Правдивые, честные, искренние лозунги – ничего не скажешь. А под еврейскими ублюдками, правящими Францией, в первую очередь подразумевался великий жулик и прохвост Саша Ставиский, к чьим похоронам и было приурочено наше выступление, в авангарде которого шли инвалиды из «Боевых крестов».

Инвалидов, ясное дело, никто не тронул. Но когда вслед за колясочниками появились колонны королевских молодчиков и членов «Солидарности» (кстати, среди участников последней вдруг оказалась изрядная доля жителей Северной Африки – ай да Коти, ай да молодец!), то навстречу им была выслана конная полиция.

Наши ребята встретили проклятых фликов достойно и даже героически. По сигналу Филиоля (да, того самого, что впоследствии получил кличку Убийца) они с наточенными бритвами стали кидаться под ноги лошадям, и хваленая конная полиция дрогнула, а затем отступила. Первая атака была отбита!

Затем силы правопорядка пошли на нас пешим строем, но и к этому мы подготовились – молодчики, «Солидарность» и примкнувшая к ним студенческая молодежь отломали чугунные прутья от решеток в саду Тюильри и пошли в рукопашную, так что трусливые флики опять бежали. Еще одна атака была отбита!

Против нас