Экспедиция надежды - Хавьер Моро

скором отправлении экспедиции, открыл им глаза на существование вакцины и подтолкнул к тому, чтобы любым способом постараться раздобыть ее до прибытия миссии, дабы присвоить себе все лавры.

Робредо объяснил интенданту, что экспедиция находится в затруднительном положении в связи с болезнью начальника; пустулы у вакцинированных рабынь из Гаваны на грани исчезновения. Необходимо срочно привить других людей, чтобы не прервалась вакцинная цепочка.

– Существует неминуемая опасность потерять добытое столь тяжким трудом сокровище.

– Несколько лет назад у нас бушевала эпидемия, и большая часть населения – те, кто остался в живых, – имеет иммунитет, – ответил интендант. – Помимо того, сейчас вакциной торгуют даже цирюльники, поэтому вряд ли вы найдете желающих.

Делегаты вернулись на корабль вместе с интендантом и двумя рехидорами, которые поднялись на борт, чтобы поприветствовать Бальмиса. Он уже оправился от временного помрачения рассудка, но пребывал в крайнем унынии и разочаровании по поводу реакции на их прибытие и известия о том, что в очередной раз вакцина уже успела здесь появиться.

– Мне прекрасно известно, что главное – не столько быть первым в обеспечении вакциной, – произнес Бальмис, – сколько срочнейшим образом распространить ее среди всех – богатых и бедных, индейцев и испанцев.

Все настолько плохо себя чувствовали, что вынуждены были переждать несколько дней, прежде чем покинуть корабль, хотя горели желанием ступить на твердую землю. Пока капитан и команда готовили «Марию Питу» к обратному пути, Бальмис назначил своего племянника, санитара Франсиско Пастора, ответственным за новый экспедиционный отряд: он должен был отправиться в Гватемалу, оттуда доставить вакцину в Сьюдад-Реаль-де-Чиапас, а затем в Центральную Америку.

– Нам лучше разделиться… В Оахаке и Чиапасе, без сомнения, вы встретите лучший прием, чем здесь. С вами отправится барабанщик, его уже можно вакцинировать; а потом вам придется раздобыть следующих детей. Мы увидимся в Сьюдад-де-Мехико через два месяца.

Кубинец был рад поехать с Пастором. Он бы согласился на все что угодно, лишь бы находиться подальше от этой своры испанских мальчишек.

Настал момент прощания. Дети сошли с судна такими ослабевшими, что едва смогли помахать матросам. Исабель заставила каждого из них пожать руку барабанщику или обнять его, но Гонсало, его мучитель, наотрез отказался. Капитану опять пришлось вмешаться и пригрозить маленькому негодяю еще одной публичной поркой, если он немедленно должным образом не простится с кубинцем.

– Кроме того, я хочу услышать твои извинения, да погромче! – добавил Педро дель Барко.

Выхода не было: пришлось повиноваться.

– Из…вини, – через силу выдавил Гонсало. Капитан обернулся и потребовал к себе Кандидо. Едва Гонсало убедился, что его никто не слышит, он тут же, не переставая неохотно обнимать барабанщика, тихо процедил:

– Самбо, твою мать…

Услышав свое имя, Кандидо в испуге улизнул, боясь в последний миг схлопотать наказание за проступок, которого не совершал. Какой-то матрос перехватил его на палубе и на руках оттащил к капитану.

– Но я ведь ничего не сделал! – причитал мальчик.

И правда, на этот раз он действительно ничем не провинился.

– Я только хочу обнять тебя, – сказал капитан, прижимая его к груди. – Мы с матросами будем скучать по тебе. – Затем он обернулся к остальным и добавил: – И по всем вам.

И тогда все впервые увидели, как Кандидо заплакал на публике – от удивления, смущения и усталости.

Франсиско Пастор с кубинским барабанщиком и двумя санитарами немедленно отбыли из города, а Бальмиса, Исабель и детей разместили в монастыре, где в трапезной им сразу же, согласно мексиканским обычаям, подали такое количество еды, с которым они оказались не в силах справиться: пять рыбных блюд, дичь и рагу из мяса с луком, чесноком и картофелем, а потом шоколад с бисквитом. Кто-то из детей буквально ожил от этого изобилия, а остальным лишь стало хуже.

В последующие дни Бальмису с помощниками не удалось провести ни одной вакцинации в Веракрусе. Никто из жителей не пришел, потому что ни интендант, ни церковные власти не проинформировали население. Это был чистой воды саботаж, и Бальмис буквально сходил с ума, потому что вакцинные везикулы у детей могли сойти со дня на день. Доведенный до предела, невзирая на слабость, он без предупреждения ворвался в кабинет интенданта и без лишних реверансов приступил прямо к делу:

– Наш монарх Его Величество Карл Четвертый не оставит без наказания ваше нежелание сотрудничать, – выпалил он. – Вы рискуете совершить роковую ошибку.

Он перечислил все грядущие кары, и чиновник, человек осторожный, предусмотрительный и несклочный, пошел на попятную:

– Единственное, чем могу помочь, – это привести к вам десяток рекрутов из гарнизонного полка, – предложил он.

Бальмис заподозрил, что столкнулся с еще одним чиновником, более жадным до почестей, нежели до реального вклада в борьбу с оспой, но делать было нечего, пришлось соглашаться. Несколько часов спустя, даже не успев передохнуть, они уже иссекали пустулы на руках у девочек и прививали солдат, причем прямо в собственных покоях в монастыре.

Исабель очень беспокоилась за детей – они по-прежнему чувствовали недомогание, – а также боялась, что они заразятся желтой лихорадкой: это, по-видимому, и случилось с Бальмисом. Поэтому она предложила ему как можно скорее уехать из города, подальше от этого изнурительного удушающего климата.

– Нам больше здесь нечего делать, – согласился Бальмис, понимая всю бессмысленность пребывания там, где их так плохо приняли. – Мы доберемся до Халапы, а потом, когда восстановим силы, отправимся в Мехико. А там, надеюсь, при помощи вице-короля, наметим маршруты, чтобы распространить вакцину на территории всей Новой Испании.

На следующий день на нескольких конных экипажах, предоставленных интендантом в распоряжение Бальмиса, измученная экспедиция перебралась в более сухой и благоприятный климат предгорий. Бальмис вез с собой троих вакцинированных рекрутов; напоследок в Веракрусе он обсудил с интендантом цену, которую хотел получить за трех кубинских рабынь. Исабель простилась с девочками чуть не плача. Они казались такими хрупкими и ранимыми…

– Кто знает, что с ними станется? – посетовала она.

– Интендант пообещал пристроить их служанками в добропорядочный дом, – сообщил Бальмис.

– Боюсь, они в конце концов окажутся в каком-нибудь портовом борделе.

– Эти девочки крещеные, им запрещено заниматься проституцией.

Исабель лишь пожала плечами. Наивность Бальмиса приводила ее в отчаяние. Разрываясь между желанием остаться с девочками и обязательством продолжать участие в экспедиции, она выкрикнула:

– Никто их не защитит, а вам, а вам наплевать! Сколько вы заработали на этой сделке?

И вновь Бальмису почудилось, будто указующий перст Исабель кинжалом вонзается ему в самое сердце. Он вспомнил их последнюю ссору из-за смерти пуэрториканского мальчика и решил соблюдать осторожность.

– Интендант отказался платить мне столько, сколько я сам за них выложил. Я потерял деньги,