Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1933-1936 гг. - Юрий Фельштинский

1. Прежде всего — о присяге. Мне неизвестно, какова форма присяги в немецких судах. Если существует форма присяги для атеистов, то я готов под присягой показать, что Шуман мне не только не передавал своего проспекта, но что весь его образ действий был построен на моем незнакомстве с этим проспектом. Это будет видно из всего дальнейшего.

2. «Переговоры длились десять дней».

Шуман действительно провел в Константинополе дней 8—10.

Вызвано это было его стремлением во что бы то ни стало получить мою «Автобиографию». Шуман мне категорически заявил, что издательство Фишера, как строго антимарксистское и вынужденное считаться с реакционными тенденциями Гауптмана^[337], ни в каком случае не напечатает «Автобиографии», когда убедится в ее революционном характере. Он предложил мне это проверить путем телеграммы Фишеру. Так как ответ Фишера был невыгодным для Рейснера^[338], то он предложил дополнительные телеграммы, якобы в ограждение моих интересов. Телеграфная переписка с Берлином заняла около недели, чем и объясняется затяжка переговоров.

В течение этих 8—10 дней Шуман заходил ко мне неоднократно, чтобы предложить новую телеграмму Фишеру или справиться, нет ли от Фишера ответа. Мы с ним разговаривали более или менее длительно несколько раз: я думаю, четыре-пять раз. Разговоры имели общий характер: о немецких издателях, о новых писателях и пр. Чисто деловые разговоры происходили в последние два дня, когда для Шумана стало ясно, что издательство Фишера от «Автобиографии» не собирается отказываться и что я, вопреки всем настояниям Шумана, не считаю возможным передать «Автобиографию» Шуману, после того как я в принципе согласился передать ее Фишеру. При наших разговорах с Шуманом — длительность и значение которых Шуман явно преувеличивает — никто не присутствовал. С содержанием разговоров были лишь знакомы моя жена и мой сын, находившиеся в соседней комнате.

3. Шуман явился ко мне не просто как издатель, а как издатель «симпатизирующий». Он привез мне свою книжку о К. Либкнехте со следующей надписью:

Trotzky, dem Grossen, in dem gleichen Gefuhl der Vereheung und Bewunderung, mit der ich dies Buch über Liebknecht geschrieben habe, überreicht vom Verfasser, Stambul, 25.III.[19]29^[339].

Характер бесед Шумана со мною лучше всего характеризуется следующими строками из его позднейшего письма ко мне (Дрезден, от 16 мая):

Brauche ich noch zu sagen, dass ich die Errinnerungen (Kerensky’s) nie herausgegeben hatte, wenn ich sie vorher gekannt hatte? — Jedes Wort hieruber durfte wohl gerade Ihnen gegenüber uberflussig sein, nach unseren Gesprachen und dem Liebknecht-Buch^[340].

Для характеристики своего издательства Шуман привез мне тринадцать книг, тенденциозно подобранных. Они все стоят у меня на полке в том виде, в котором были привезены. Я их перечисляю:

1. Karl Liebknecht, von Harry Schuman. 2. Das Kaethe Kollwitz^[341] — Werk. 3. Volk in Not, von Kaethe Kollwitz und Dr. Crede. 4. Bilder der Großstadt, von Frans Masereel. 5. Rings um den Alexanderplatz, von Heinrich Zille. 6. Spiesser-Spiegel, von George Gross^[342]. 7. Reise durch Russland, von Heinrich Vogeler-Worpswede. 8. Himmelhoch Jauchzend, von Ernst Haeckel. 9. Nietzsche^[343] und sein Werk, von Elisabeth Forster-Nietzsche und Henri Lichtenberger. 10. Mein Kampf um Wahrheit und Recht, von Emile Zola^[344]. 11. Frankreich und Deutschland, von Aristide Briand. 12. Stresemann^[345], von R. Freiherrn v. Rheinbaben. 13. Der Morgen. 50 Jahre Verlag Carl Reissner (Almanach)^[346].