Суворов - Вячеслав Лопатин

Воды быстрые Дуная Уж в руках теперь у нас; Храбрость Россов почитая, Тавр под нами и Кавказ. Уж не могут орды Крыма Ныне рушить наш покой; Гордость низится Селима, И бледнеет он с луной. Стон Синила^[21] раздается Днесь в подсолнечной везде; Зависть и вражда мятется И терзается в себе. Мы ликуем славы звуки, Чтоб враги могли то зреть, Что свои готовы руки В край вселенной мы простреть. Зри, премудрая Царица, Зри, Великая Жена, Что твой взгляд, твоя десница Наш закон, душа одна.

Императрица, пробывшая на празднике девять часов, в письме своему давнему зарубежному корреспонденту, барону Фридриху Мельхиору Гримму подвела под торжество политический подтекст: «Зрелище было чудное… Вот так, государь мой, проводят время в Петербурге, не смотря на шум, и войну, и угрозы диктаторов!» Устроенный Потемкиным праздник продемонстрировал друзьям и недругам России несокрушимую мощь империи и отсутствие разногласий в ее верхах.

Пока в Таврическом дворце гремела музыка и звучали хоры, Суворов по раскисшим весенним дорогам двигался вдоль границы со Швецией. По какому-то недоразумению историки связали этот праздник с взятием Измаила, поэтому отсутствие главного героя объясняли кознями «всесильного временщика».

Выдающиеся победы армии и флота, венцом которых стало взятие Измаила, не приблизили мира. Султан Селим под давлением Англии и Пруссии поставил на место казненного визиря «бешеного» Юсуфа-пашу, зачинщика войны. Британский парламент проголосовал за вооружение флота. Готовые к походу на Кронштадт английские корабли ждали, когда на Балтийском море растает лед. Премьер-министр Уильям Питт Младший лично составил ультиматум России.

К западной границе империи выдвигалась прусская армия, а шведский король Густав настаивал на выплате крупных сумм, обещанных ему при заключении мира. В российской казне, истощенной двумя войнами и новыми военными приготовлениями, свободных денег не было, зато английский посол в Стокгольме предлагал их за «небольшую услугу» — разрыв мира с Россией и предоставление британскому флоту права пользоваться шведскими гаванями.

Поручение осмотреть границу в Финляндии, данное лучшему боевому генералу империи, было хорошо продуманным политическим актом. Екатерина в письме принцу де Линю в Вену высказалась на этот счет вполне определенно: «Страх ни на что не годится в сем мире, сказала я, как бы по вдохновению, при виде возвратившегося весьма неустрашимого Графа двух Империй Суворова-Рымникского, который от нечего делать съездил прогуляться в Финляндию…» Горячие головы были предупреждены: если Швеция рискнет воевать — придется сразиться с «росским Геркулесом».

Потемкин, несомненно, был осведомлен о попытках втянуть его друга в дворцовые интриги. Светлейший князь знал о коварстве придворных кругов, жертвами которых становились и не такие неискушенные люди, как измаильский триумфатор, и решил занять полководца делом. В суворовских письмах тех дней нет и тени уныния и обиды. Как всегда, он краток и точен, его сведения исчерпывающе полны, предложения целесообразны.

Екатерине, Потемкину и их соратникам удалось одержать победу в тяжелейшей дипломатической битве с европейскими противниками. Новая война была предотвращена. В Англии парламентская оппозиция убедительно доказала пагубность политики Питта для британской торговли и промышленности, премьера обвинили в потворстве корыстным планам прусского короля. На митингах в промышленных центрах Англии звучали протесты против намерения правительства послать флот на Кронштадт. Антивоенная кампания развернулась в печати. Теряя авторитет и доверие сторонников, Питт был вынужден отступить. Курьер, везший ультиматум России, был возвращен — вместо него в Петербург отправился специальный представитель правительства. Открывшиеся переговоры показали, что Англия войны не начнет, не решится на разрыв и Пруссия. На юг поскакали нарочные с приказаниями Потемкина армии и флоту перейти в наступление.

Императрица была очень довольна миссией Суворова. Чуть ли не каждый день он приглашается к царскому столу. 22 июня 1791 года на приеме в Царском Селе Александр Васильевич в последний раз видел «великолепного князя Тавриды». Могучая фигура Потемкина возвышалась над толпой придворных. К сожалению, неизвестно, беседовали ли они.

Очередное свидетельство дружеского отношения князя к боевому товарищу — его письмо государыне от 24 июня: «Подполковник Князь Алексей Горчаков приобрел особливое внимание усердием и способностьми своими к службе. Во уважение оных, а равно и заслуг дяди его Графа Суворова-Рымникского, всеподданнейше испрашиваю пожалования его в полковники». Так суворовский племянник получил новый чин.

Двадцать пятого июня Екатерина именным указом предписала Суворову исполнить предложенный им план укрепления границы. Граф отбыл в Финляндию. Незадолго до этого ему удалось добиться отпуска для Наташи, которая вместе с теткой Марией Васильевной Олешевой (овдовевшей младшей сестрой Суворова) поселилась в столице у Хвостовых.

Александр Васильевич со свойственной ему энергией принялся за новое большое дело. О его хорошем настроении красноречиво свидетельствует письмо Хвостову от 11 июля из Кюменьгорода. «Я очень от вояжей и дела устал, насилу это письмо кончу», — пишет он. И тут же следует наставление племяннику: «Господин полковник Князь Алексей Иванович, благодарите Бога ревностию к службе вашей Великой Императрицы и в моральном виде будьте моральны». Основное содержание письма (с небольшими отступлениями) посвящено «Суворочке»: «Что дитя читает, шьет, вяжет и для здоровья прыгает, гуляет, за рапорт благодарность Петру Григорьевичу (Корицкому. — В. Л.). Дмитрия Ивановича поздравляю с наследником Магометовым^[22]; желаю скоро поздравить с Наташею в отцовском доме; хоть бы там батюшка месяца два ее не видал, да сердце его будет спокойно».