Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры - Владимир Петрухин

Все процессы, определяющие ход древнерусской истории, проходили в городах или исходили из них: именно в городах осуществлялся этнокультурный синтез, сплавлявший воедино славянские, скандинавские, тюркские и другие этнокультурные элементы. По материалам городских некрополей мы можем наблюдать эти процессы, в городах начиналось осуществление правовых и религиозных реформ. Недаром НПЛ, введение которой относят со времен А. А. Шахматова к Начальному своду, начинается словами: «Временник, еже есть нарицается летописание князей и земля Руския, и како избра богъ страну нашу на последнее время, и грады почаша бывати по местом» (НПЛ. С. 103). Введение составлено, скорее, в конце древнерусской эпохи в Новгороде, недаром для составителя важны были именно города — прежде всего Новгород, а не Русская земля, происхождение которой занимало составителя ПВЛ (см. главу II.1).

В древнерусской традиции город, град — это прежде всего укрепленное, «огражденное» поселение (Рабинович 1978). Многочисленные современные определения города как социально-экономического образования предполагают перечисление наиболее существенных его признаков (концентрация ремесла, торговли, администрации, войска, культурных ценностей и т. п.). Очевидно, что полное сочетание всех этих признаков свойственно лишь абстрактной модели города.

Историко-археологические и экономико-географические исследования показывают, что реальные городские признаки — это комплекс функций, который свойствен не столько отдельному городу, сколько городской сети — системе взаимосвязанных поселений (Ильин 1978). Процесс урбанизации, отделения города от деревни в марксистской историографии традиционно увязывался с процессом классообразования и сложения государства. Существенно, что для древнерусской деревни эпохи становления городской сети свойственны признаки сложной системы экономики, наличие ремесел и промыслов, сближающих деревню с городом (ср.: Пiденноруське село; Макаров 2007. С. 17–18). В материальной культуре сельских поселений (селищ) присутствуют разноэтничные компоненты, в частности, скандинавского (ср.: Пiденноруське село: 18, 109; Макаров 2007. С. 270; Макаров 2007а) и хазарского происхождения (Макаров 2007. С. 145–146).

После длительной дискуссии о признаках «настоящего» города исследователи вернулись к постулатам «классической» политэкономии: города являются пунктами концентрации и распределения прибавочного продукта (ср.: Дьяконов, Якобсон 1982. С. 3 и сл.; Куза 1984. С. 3–11; Флёров 2011). Варяги, согласно летописи, призываются именно в такие пункты (Ладога, Новгород и др.) и получают доступ к распределению прибавочного продукта — его дележу с верхушкой призвавших их племен. Неслучайно в этих пунктах находят наряду со скандинавскими вещами, как правило, и клады.

Связь становления государства и урбанизации очевидна и по древнерусским письменным источникам: уже Рюрик, по словам летописца, основывает города и раздает уже существующие центры своим «мужам». Олег, согласно «Повести временных лет» (в НПЛ основание городов приписывается Игорю), «нача городы ставити и устави дани словѢном, кривичемъ и мери». Создание укрепленных поселений здесь ставится в связь с обложением данью варягам «мира дѢля» (ПВЛ. С. 14), административные функции — с фискальными (Куза 1983). Олег назвал Киев «матерью городов русских», и это не просто летописная калька с греческого «метрополия».

Существование общегосударственной сети поселений во главе с Киевом, отождествляемых с известными по летописи древнерусскими городами — Новгородом, Смоленском, Любечем, Черниговом, Вышгородом, Витичевом, — уже в середине X в. засвидетельствовано Константином Багрянородным (Об управлении империей, глава 9): эти города присылают по днепровскому пути из варяг в греки однодеревки для общерусского похода в Византию. Б. А. Рыбаков считал, что на эту же сеть городов, исключая Новгород, опиралось и другое общегосударственное мероприятие — полюдье киевского князя. О сети «верхнерусских» городов свидетельствуют скандинавские средневековые источники, для которых главным центром Руси остается Новгород/Хольмгард, на столичный статус которого указывает формант — гард (ср.: Petrukhin 2000), присущий также Киеву — Кенугарду и Константинополю — Миклагарду. Показателен состав сети прочих городов — Смоленск, Полоцк, Суздаль, Ростов, Муром (Древнерусские города 1987), — соотносимый с городами легенды о призвании варягов (ср. Боровков 2012).

В. Л. Янин при обсуждении проблем урбанизации и формирования городской сети^[167] указывал на сложности коммуникации между Новгородом и Киевом, в частности, при поставке однодеревок: значительную часть пути нужно было проходить против течения Волхова, Ловати и Куньи, далее — пользоваться волоками. Едва ли, однако, есть основания сомневаться в регулярном функционировании пути из варяг в греки, причем и в направлении с севера на юг: судя по скандинавским древностям из русских курганов, варяги прибывали на Русь регулярно. На пути в греки они нуждались, как и «росы», именно в однодеревках, удобных на волоках и на порогах.

Недаром именно в Восточной Европе закрепилось профессиональное наименование дружин скандинавского происхождения, восходящее к обозначению гребцов, участников походов на гребных судах, — русь. Естественно, скандинавы шли по Волхову, а в Ладоге и на Новгородском Городище есть не только скандинавские вещи, но и заклепки для монтажа однодеревок, части судов, в том числе уключины (Ладога, Гнёздово, рис. 16). Это подтверждает правоту Константина Багрянородного, включавшего Новгород и «внешнюю Россию» в систему общерусского сбора однодеревок. Другое дело, что Новгород не входил в систему общерусского полюдья киевского князя — ведь в этом городе, по рассказу Константина, сидел сын Игоря Святослав, видимо, самостоятельно собиравший дань (как позднее правнук Игоря Ярослав при Владимире).