Переулок Мидак - Нагиб Махфуз

Однако прежде чем он успел оказаться наверху проделанного ими отверстия, до ушей его донёсся оглушительный крик: доктор кричал так, словно то был лай побитого пса: «Пощадите!» Зайту будто пригвоздило к месту, затем он отступил по ступеням назад, заледенев от страха и не зная, что делать. Он пятился назад, пока не коснулся пяткой трупа. Он сделал шаг вперёд и остановился, не находя выхода. Тут ему пришла в голову идея залечь на землю между трупов, однако не успел он сделать и единого движения, как его залил свет, заставивший его крепко зажмуриться, а потом донёсся звук голоса, который закричал с сильным акцентом выходца из Верхнего Египта:

— Поднимайся, иначе я буду стрелять…

В отчаянии он сдался и поднялся по ступеням, как было приказано, забыв про золотой протез в кармане.

* * *

Известие о том, что доктора Буши и Зайту схватили на могиле Талеби, достигло переулка Мидак после полудня на следующий день. Новость распространялась, становились известны подробности; жители передавали их друг другу с изумлением и тревогой. Как только об этом узнала госпожа Сания Афифи, её охватил ужас, она зашлась криком, вырвала свой золотой протез и выкинула его. В истерическом состоянии она хлестала себя по щекам, и повалилась на пол без чувств. Её муж находился в бане, но как только услышал её крики, он испугался, и натянув джильбаб на мокрое тело, помчался к ней, не обращая ни на что внимания.

28

Дядюшка Камил, погружённый в дрёму, сидел как обычно на своём стуле на пороге лавки, склонив голову на грудь. Мухобойка лежала у него на коленях. Он проснулся от ощущения, что по его лысине что-то ползает, и механически поднял руку, чтобы сбросить с себя, как он полагал, насекомое. Однако она нащупала вместо этого человеческую кисть, и в негодовании он схватил её. Он недовольно вздохнул и поднял голову, чтобы прогнать этого надоедливого шутника, который лишил его сладостной дрёмы, и тут глаза его остановились на Аббасе-парикмахере… Он не мог поверить в это и изумлённо вытаращился на него, и его раздутое лицо покраснело от радости. Он уже собирался подняться, но юноша не дал ему это сделать, горячо обвив его руками и обняв. Аль-Хулв в возбуждении воскликнул:

— Как вы поживаете, дядюшка Камил?

Тот ответил с пылким воодушевлением и радостью:

— Как ты, Аббас?… Добро пожаловать, с возвращением… Совсем ты нас забыл, байстрюк!

Аль-Хулв стоял перед ним с улыбкой на лице, пока тот осматривал его озорными глазами: на юноше была белая рубашка и серые брюки. Головного убора не было, но волосы были аккуратно причёсаны, так что вид у него был элегантный и щеголеватый, здоровый и румяный. Дядюшка Камил смотрел на него с восхищением, и наконец своим высоким голосом заметил:

— Машалла, Джонни, ты великолепен..!

Аббас Аль-Хулв звонко, от всего сердца рассмеялся и таким же радостным тоном сказал:

— Thank you… С сегодняшнего дня не один только шейх Дервиш будет говорить на английском языке..!

Юноша обвёл взглядом любимый переулок, и остановился на своём стареньком салоне. Он увидел нового хозяина, склонившегося над работой — брил подбородок клиента. Аббас кинул на салон приветственный и нежный взгляд. Затем глаза его устремились к окну: оно оказалось закрыто, как и тогда, когда он уезжал. Он спросил себя: дома ли она, или где-то ещё? И что будет делать, интересно, когда откроет окно и обнаружит, что это он стучит в него? Она взглянет ему в лицо с изумлением и замешательством, а его глаза вкусят её блистательной красоты! Это будет самый превосходный день из всех недолгих лет его жизни. Его вниманием овладел голос дядюшки Камила, который спросил:

— Ты оставил свою работу?

— Нет, я просто взял короткий отпуск.

— Ты разве не знаешь, что сталось с твоим другом, Хусейном Киршей? Он покинул дом своего отца и женился, затем его уволили и он вернулся домой, приведя с собой жену и её брата.

На лице Аль-Хулва мелькнуло сожаление:

— Какое несчастье!… В наши дни многих увольняют. А как принял его учитель Кирша?

Дядюшка Камил вытянул губы:

— Он жалуется, не переставая, и вечно всем недоволен. А его сын со своей семьёй живут у него дома.

На полминуты он умолк, затем в спешке сказал, будто вспомнив нечто важное:

— А ты разве не знаешь, что доктор Буши и Зайта в тюрьме?

Затем он поведал ему о том, как их поймали на могиле Талеби, будучи замешанными в преступление — кражу золотого зубного протеза. Аббас глубоко задумался, не проронив ни слова. Он не удивлялся тому, что Зайта мог совершить такое отвратительное преступление, — в том не было ничего невероятного, — но он изумился, как у доктора Буши возникла подобная дурная мысль — пойти на такое постыдное дело… И тут вспомнил, как тот предлагал ему установить золотой протез по возвращении из Телль Аль-Кабира. Губы его искривились от возмущения и отвращения.

Дядюшка Камил продолжил:

— А госпожа Сания Афифи вышла замуж…

Он уже собирался сказать ему «Надеюсь, и ты последуешь этому примеру», но внезапно сдержался, и сердце его бешено застучало!.. Он вспомнил про Хамиду!…В последующие дни он часто вспоминал об этом, удивляясь тому, что забывал то, что можно было запомнить с первого раза!… Однако Аль-Хулв не обратил внимания на произошедшую с ним перемену. Вскоре он погрузился в свои мечты и чаяния. Отступив на пару шагов назад, он сказал:

— Ну тогда до свидания…

Дядюшка Камил испугался, что на его друга неожиданно обрушится новость о Хамиде, и поспешно спросил его:

— Куда ты направляешься?

Аль-Хулв, собиравшийся уходить, ответил:

— В кафе, поприветствовать оставшихся друзей…

Опираясь на колени, не без усилий дядюшка Камил встал и важно последовал за своим другом. Было послеполуденное время, и в кафе они не застали никого из друзей, за исключением учителя Кирши и Шейха Дервиша. Аббас поздоровался с Киршей, который тепло поприветствовал его, и пожал руку Шейху Дервишу. Шейх с улыбкой поглядел на него сквозь очки, но не проронил ни слова. Дядюшка