Сталин - Святослав Рыбас

По результатам июльского пленума Зиновьев потерял место в Политбюро. Лашевич был отставлен из военного наркомата, из ЦК и направлен заместителем председателя правления КВЖД. Возможности оппозиции становились все меньше.

Троцкий сохранил членство в Политбюро, хотя сталинская группа вполне могла исключить и его, и Каменева.

Сталин ограничился минимальными переменами, что сдерживало наиболее горячих сторонников. Зато несколько его людей повысили статус: Орджоникидзе, Киров, Микоян, Каганович, Андреев.

Председателем ВСНХ был назначен В. В. Куйбышев, председателем ЦКК — Г. К. Орджоникидзе. Кроме того, Каменев подал в отставку с поста наркома внешней и внутренней торговли, наркомом назначили Микояна.

Передавая дела, Каменев заявил преемнику: «Мы идем к катастрофической развязке революции».

Через два года, возвращаясь в машине вместе со Сталиным, Орджоникидзе и Кировым с дачи Зубалово в Москву, Микоян отметил высказывание генсека по кадровому вопросу: «Вот вы сейчас высоко цените Рыкова, Томского, Бухарина, считаете их чуть ли не незаменимыми людьми. А вскоре вместо них поставим вас, и вы лучше будете работать»¹⁵⁵.

В июле 1926 года, выдвигая новые кадры, Сталин предвидел расширение их полномочий. Пока он движется к абсолютной власти без надрыва и агрессии, с неуклонностью Рока.

После пленума оппозиция попыталась привлечь на свою сторону Бухарина, Рыкова и Томского. Зиновьев и Троцкий в своем «обращении в ЦК» предупреждали, что «сталинская фракция» захватывает власть.

Попутно отметим, что из этого следует: полной власти у Сталина тогда не было.

С 1 октября началась активная пропаганда оппозиционеров в партийных ячейках Москвы и Ленинграда, где с 1 по 8 октября на собраниях приняло участие 87388 человек. Из этих партийцев оппозиционеров поддержали всего 496, хотя, поданным одного чехословацкого дипломата, оппозицию негласно поддерживали 45 процентов коммунистов.

Выступление оппозиции было во многом спонтанным, спровоцированным действиями партийного аппарата. Так, Московская контрольная комиссия исключила из партии нескольких рабочих за их желание разобраться в идеях Зиновьева — Троцкого.

Кроме «борьбы» с бюрократизмом, эти идеи звучали увлекательно, но были абстрактны. Троцкий предлагал «на полмиллиарда сократить расходы за счет бюрократизма», еще столько забрать у кулаков и нэпманов, а полученный миллиард поделить «между зарплатой и промышленностью». Всерьез эту программу трудно было воспринимать, она предназначалась для митингов. На этих собраниях Троцкий впервые был освистан, и его ораторский дар не сработал.

Вот свидетельство Троцкого: «К осени оппозиция сделала открытую вылазку на собраниях партийных ячеек. Аппарат дал бешеный отпор. Идейная борьба заменилась административной механикой: телефонными вызовами партийной бюрократии на собрания рабочих ячеек, бешеным скоплением автомобилей, ревом гудков, хорошо организованным свистом и ревом при появлении оппозиционеров на трибуне. Правящая фракция давила механической концентрацией своих сил, угрозой репрессий. Прежде чем партийная масса успела что-нибудь услышать, понять и сказать, она испугалась раскола и катастрофы. Оппозиции пришлось отступить»¹⁵⁶.

Четвертого октября Троцкий и Зиновьев обратились в Политбюро с заявлением, что готовы прекратить публичную полемику. Сталин выдвинул оппозиции свои условия: безусловное подчинение решениям руководства, признания собственных действий ошибочными, разрыв со сторонниками оппозиции в Коминтерне. Со стороны большинства еще было предложено смягчить тон критики, признать за оппозицией права излагать свои взгляды в ячейках и на съездах партии в дискуссионном листке. Не слишком много.

Шестнадцатого октября Зиновьев, Троцкий, Каменев и другие оппозиционеры заявили, что прекращают полемику, и отчасти признали свои ошибки.

Большинство в ЦК не хотело раскола, потому что это означало кадровые потери в государственных структурах, ослабление партии и угрозу потери власти.

Сталин в тот период еще не был диктатором, хотя обладал большой властью.

Обе стороны конфликта боролись именно за власть, в этом был смысл их политики. Но опасение возрождения других политических партий и потери завоеваний революции в результате межфракционной борьбы еще удерживало от крайностей. Инцидент с призывом Дзержинского расстрелять несогласных был полемическим перехлестом.

Тем не менее, закрепив компромисс с оппозицией на общем согласии сохранить единство партии, Сталин использовал ее признание собственных ошибок.

Объединенный пленум ЦК и ЦКК 23 и 26 октября рассмотрел вопрос «О внутрипартийном положении в связи с фракционной работой и нарушением партийной дисциплины ряда членов ЦК».

Сталин коварно нанес удар, нарушив дух компромиссной договоренности. Троцкого и Каменева выставили из Политбюро, правда, оставили в ЦК. Зиновьева освободили от председательства в Коминтерне. Его сменил Бухарин.

Соратники Ленина были сброшены с пьедестала, оставшись рядовыми членами многочисленного ЦК.

В письмах Сталина Молотову отражено и его отношение к ближайшим соратникам, лишенное каких-либо иллюзий. Так, Орджоникидзе он называет «мелочным» и говорит, что «перестал встречаться с ним»¹⁵⁷. Видно, неуравновешенность и капризность Серго надоели Сталину. Вскоре он остывает и просит щадить самолюбие Орджоникидзе.

Вообще, порой Сталин испытывал очевидное интеллектуальное одиночество. Эти настроения выражены в его письмах жене, искренних, заботливых и дышащих любовью. Это отдельная тема, мы касаемся ее здесь, чтобы обратить внимание на явную его неудовлетворенность ближайшим окружением.

Читаем в письме Молотову: «Что касается святой тройки (Р. + Op. +B.), то о сем пока умолчу, т. к. поводов для разговора о ней будет еще немало. Ор. „хороший парень“, но политик он липовый. Он всегда был „простоватым“ политиком. В., должно быть, просто „не в духе“. Что же касается Р., то он „комбинирует“, полагая, что в этом именно и состоит „настоящая политика“»¹⁵⁸.

Кого скрывают инициалы? Вероятно, это Рыков, Орджоникидзе и Ворошилов.

«А Микоян — утенок в политике, способный утенок, но все же утенок. Подрастет — поправится»¹⁵⁹.

В оценках Сталина нет раздражения, скорее — констатация фактов.

Если оглянуться, то вокруг него нет настоящих борцов из старой гвардии. Они оказались либо в прошлом, либо не понимают его.

Кажется, Сталин именно тогда ощутил, что плата за его возвышение, за сильную власть может быть страшно тяжелой. Сравнивая его письма жене и коллегам, видим, что он подсознательно ищет сердечной защиты у жены. После ее самоубийства он станет несчастным и превратится совершенно в другого человека.

Касаясь внутреннего и семейного мира Сталина, надо сказать и о скромности его быта, которую можно сравнить с монашеским аскетизмом. Особенно чувствуешь это, когда в переписке с женой читаешь, что в ответ на ее просьбу выслать немного денег он, извиняясь, говорит, что высылает меньше, чем хотел, так как больше у него нет.