Мария Антуанетта - Елена Морозова

* * *

В воздухе Тюильри пахло заговором; Собрание постановило отрубать головы преступникам посредством машины, изобретенной доктором Гильотеном; король снова впал в апатию; Мадам Елизавета интриговала в пользу Артуа; дворец наводняли шпионы всех партий и группировок; патриоты, пристально следившие за обитателями Тюильри, окрестили доверенных лиц короля и королевы «австрийским комитетом». В такой обстановке желание Ферзена прорваться в Париж, дабы посвятить их величества в план Густава III, пугало королеву, хотя при одной только мысли о свидании с Ферзеном она трепетала от счастья. «Приехать сюда сейчас означает рисковать нашим счастьем… больше всего на свете мне хочется вас увидеть», — писала она, переполненная чувствами.

Прибыв в Париж 13 февраля 1792 года под видом курьера шведского короля, Ферзен остановился в гостинице Принцев на улице Ришелье и отправился к королеве. О своем проникновении во дворец он коротко записал: «Благополучно прибыл в Париж в половине шестого вечера… отправился к ней, прошел обычным путем; остерегался национальных гвардейцев; ее жилище прекрасно; короля не видел — остался там». Последние слова — «остался там» в оригинале старательно подчищены, и на этом основании строится гипотеза о счастливой встрече любовников после долгой разлуки. Или о (первой? последней?) ночи любви. Но, возможно, эти слова означали всего лишь, что он остался ночевать в Тюильри, чтобы лишний раз не пробираться мимо охраны. Ибо, любимец женщин, Ферзен был по-прежнему хорош собой, в то время как от прежней Марии Антуанетты остались лишь глаза да обворожительная улыбка, которой теперь редко кто удостаивался.

В шесть часов вечера следующего дня состоялась встреча Ферзена с королем. На предложение бежать король ответил отказом — «он столько раз обещал остаться, что ему совестно» — и попросил еще раз сообщить представителям европейских монархов, что его официальные заявления не отражают его образ мыслей. «Я знаю, меня считают слабым и нерешительным, но еще никто и никогда не находился на моем месте», — добавил он. «Он честный человек, — написал Ферзен, — но я не уверен, что он не пытался договориться с мятежниками». Во время беседы король доверительно признался, что единственно возможный момент побега — 14 июля — он упустил. Он хотел уехать, но: «…как можно, если Месье просил меня не уезжать, а маршал де Брольи сказал: “Мы можем уехать в Мец, но что мы будем там делать?” Я упустил момент». Это признание свидетельствовало, что, когда речь заходила о серьезных политических шагах, королева не имела влияния на короля. Ибо она как раз хотела уехать. Когда король удалился, Мария Антуанетта подробно рассказала Ферзену о злоключениях во время побега и плачевном финале сего предприятия. «В девять часов я с ней расстался», — записал в дневнике Ферзен.

Ферзен пробыл в Париже десять дней. Что удерживало его во французской столице, где его в любую минуту могли схватить как преступника, организовавшего бегство короля? Если судить по личному дневнику, получится, что приезжал он, скорее, не к Марии Антуанетте, а к Элеоноре Сюлливан, которая два дня прятала его у себя в доме на втором этаже и лишь на третий представила Кроуфорду, предварительно сочинив историю, согласно которой Ферзен якобы только что прибыл в Париж. С другой стороны, зачем было с риском для жизни приезжать к любовнице, если она в любую минуту, как уже бывало, могла последовать за ним? Известно, что Кроуфорд был одним из связных королевы, то есть выполнял миссию. Значит, Ферзен все же приезжал к королеве… тем более что, пробравшись в Тюильри, он не сразу встретился с Людовиком, хотя охраняли короля менее бдительно, нежели королеву… И все же сестра Ферзена Софи (в замужестве Пипер), поверенная всех его тайн, в том числе и сердечных, прислала брату письмо, в котором укоряла его за бурный роман с некой англичанкой, напоминая, что если слухи о нем дойдут до Нее, Она «смертельно опечалится». «Вы на виду, на вас смотрят, о вас говорят; так будьте же верны несчастной Ей, избавьте Ее от горя», — писала Софи. Укоры сестры означали, что несмотря на превратности судьбы Ферзен оставался любимцем дам и сам по-прежнему был неравнодушен к женским прелестям. Думается, королева все же была для Ферзена Прекрасной дамой, к которой стремилась его душа, в то время как прочим своим поклонницам он предоставлял возможность заботиться о нем самом.

* * *

1 марта скончался Леопольд II; Мария Антуанетта узнала об этом только 10 марта, в тот день, когда новым министром иностранных дел назначили генерала Дюмурье, а глава фракции жирондистов Верньо, указывая в сторону Тюильри, проговорил: «Издавна из-за стен этого дворца расползались страх и ужас. <…> Его нынешним обитателям надобно запомнить, что наша конституция дарует неприкосновенность только королю. Пусть знают, закон настигнет виновных, невзирая на отличия. Голова преступника должна пасть от меча закона!» Возбужденная известием о смерти императора, толпа со зверскими выкриками носила под окнами дворца наспех сляпанное из подручных материалов чучело Леопольда II с отрубленной головой. Ферзен постарался утешить королеву, сообщив, что новый император Франц II «часто порицал мягкость, медлительность и нерешительность своего отца. Он воин в душе и более походит на Иосифа, нежели на Леопольда. <…> Думаю, сейчас крайне уместно отправить ему письмо от вас и от короля. Подобное внимание польстит ему, и он рьяно выступит за ваше дело…». Опасаясь, что письмо попадет в чужие руки, Мария Антуанетта написала лишь коротенькую записку: «Дорогой племянник, вы можете полностью доверять этому человеку», а Людовик собственноручно прибавил: «Я думаю так же, как ваша тетушка». Однако многие подозревали, что записка Людовика подделана, ибо в то время король пребывал в состоянии глубокой депрессии. Посланцем королевы стал небезызвестный Гогла, который, амнистированный вместе со всеми второстепенными лицами, причастными к побегу королевской семьи, снова верно служил монархам.

Пришедшее к власти в результате смены кабинета правительство, состоявшее из единомышленников жирондистов, призывало к войне: война могла заглушить ропот народа на дороговизну, нехватку продуктов и финансовый кризис и наконец упорядочить отношения Собрания с королем, тайно сотрудничавшим с врагами революционной Франции. «Хотите уничтожить аристократов одним ударом? Уничтожьте Кобленц, и тогда глава нации Людовик XVI будет обязан царствовать согласно конституции», — говорил Бриссо. В обстановке провокаций со стороны Кобленца и заявлений нового, воинственно настроенного австрийского императора призывы жирондистов находили отклик среди народа. Лозунг «Уничтожим всех тиранов» пользовался огромным успехом. Незадолго до Нового года Людовик XVI отправил государям Пруссии и Испании (а Мария Антуанетта — Екатерине II) пространные послания, суть которых сводилась к тому, что конституцию он подписал не добровольно, а под давлением обстоятельств. Он тоже считал, что «маленькая война» для него выгодна. Ведь если победят французы, король французов от этого непременно выиграет, а если они потерпят поражение, то они сами камня на камне не оставят от режима, ввергнувшего их в пучину несчастий. Королева опасалась, что в случае победы союзных армий Франции придется расплачиваться своими территориями, а уменьшать королевство, которое, как она надеялась, когда-нибудь перейдет к ее сыну, она не хотела. Страх перед непомерными требованиями австрийцев и их союзников, перед жадными до власти принцами, за будущее сына, за себя и за короля… Ее верные советники пребывали далеко, письма от них приходили нерегулярно, а жить и сопротивляться приходилось каждый день. Пустое, ничем не занятое время всегда пугало ее.