Искупить кровью! - Роман Романович Кожухаров

Стремительным движением Андрей выставил «ДТ» перед собой на сошки и поймал в круглый стальной «бублик» пулеметного прицела окошечко немецкого дота. Огневое пламя методично выплевывалось из раструба с перерывами на доли секунды. Опытный, гад, бьет не подряд, а по пять-шесть патронов, для точности стрельбы.

«Ну что ж, мы-то народ дремучий. Не то что “дойче зольдатен” – валенки валенками… – с остервенелой злостью подумал про себя Аникин, затаивая дыхание. – А посему экономить нам резона нет…» Палец до упора отжал гашетку, и пулемет, как гончая, нетерпеливо ожидавшая команды «ату!», вздрогнул, пытаясь сорваться с места в карьер. Но руки и плечо крепко держали на линии совмещения стальной кружок прицела «ДТ» и квадратное окошко амбразуры, и вся ретивая энергия оружия выплеснулась в непрерывно разящую очередь. Андрею казалось, что вместо пулеметного диска, до отказа набитого шестьюдесятью тремя пулями, к «ДТ» прикреплена лебедка со стальным тросом диаметром 7,62 мм. И сейчас, нажимая гашетку, он со страшной скоростью разматывает этот трос, и малейшее ослабление хватки вырвет у него пулемет из рук.

Этот диск тоже был укомплектован трассерами, и Андрею было прекрасно видно, как пули ложились точно в цель, окутав амбразуру пулеметного дота облачком бетонной крошки и пыли.

XVII

Волна атакующего «ура-а!» поднималась за спиной Аникина, и он, не оборачиваясь и ни на секунду не прерывая стрельбы, каким-то шестым чувством ощущал, как метр за метром цепь товарищей поглощала пропитанное смертью расстояние до немецких окопов. Причем массив этой звуковой волны никак не соответствовал реальной живой силе ринувшейся на штурм высоты штрафной роты. Это была последняя попытка собравшихся в кулак скудных остатков трех взводов добраться до опоясавших высоту тремя ярусами немецких позиций, глубоко эшелонированных расчетами легкой и тяжелой артиллерии. Атаку роты поддерживала лишь пушка «тридцатьчетверки». Танк, не двигаясь с места, замер у самых наших окопов. Видимо, у «тридцатьчетверки» подбили ходовую, но экипаж продолжал посылать снаряд за снарядом.

Шестиствольные минометы, те самые похоронные «скрипки», вместе с пулеметными гнездами наносили наступающим наибольший урон. Танкисты сделали свое дело, подавив расчет легкой пушки и минометную батарею, расположившиеся в глубине немецкой обороны справа от пулеметного дота. Но и сам экипаж подставил себя под удар. Беспомощно замершая машина стала готовой мишенью для пристрелки тяжелых гаубиц.

Стопятидесятимиллиметровые орудия ударили на этот раз залпом, по площадям. В центре квадрата тонны земли вздыбились, словно вытряхнутый половик, подбросив многотонную машину, как детскую игрушку. Но отчаянный бросок штрафников уже распрямлялся, как пружина, которую было не остановить.

Снова кто-то властный, совпадающий с этим накатывающим на спину «ура-а», словно за шкирку выгреб Андрея из воронки и бросил вперед, к умолкшей амбразуре пулеметного дота. Боковым зрением Аникин засек метрах в двадцати слева контуженного танкиста. Тот, как сумасшедший, бежал с перекошенным от крика ртом, стреляя из Саранкиной «мосинки». Сам Саранка несся рядом и тоже орал, что есть мочи, старательно прижимая к груди два пулеметных диска и бестолково размахивая зажатой в руке «СВТ».

Так, вместе с Саранкой, они и ворвались на позиции немцев. Аникин не чувствовал, как пот ручьями заливает ему глаза, он чувствовал лишь одно: как тяжелая сталь пулемета послушно содрогается в его руках. Огневая мощь «ДТ» обеспечила успех концовки атаки. До рукопашной не дошло: в траншее за дотом оказалось трое немцев. Андрей с Саранкой выскочили на них неожиданно, из-за дота, застав всех троих врасплох.

– Стреляйте, товарищ командир! – закричал Саранка и, бросив диск на землю, вскинул свою винтовку. Двое тут же подняли руки.

– Погоди! – Андрей навел на фашистов ствол, но мешкал нажать пальцем на курок. Третий, словно в столбняке, продолжал сжимать свой автомат.

– Хенде хох! – крикнул Аникин, махнув дулом.

– Дайте, я их в расход… – как ошалелый, кричал Саранка. – Помните, ротный приказывал никого не жалеть, а то они в спину выстрелят.

– Руки! – в беспамятстве, не слушая Саранку, кричал Аникин.

Но третий в последнюю долю секунды решился. Он даже не успел вскинуть свой «шмайсер». Две очереди, пущенные почти одновременно – Андреем из пулемета и Саранкой из автоматической винтовки, хлынув вдоль траншеи, смели всех троих.

Развернувшись влево, Аникин увидел, как танкист сцепился со здоровенным немцем на дне траншеи.

– Саранка, бегом – помоги танкисту!

XVIII

Крикнув, Андрей спрыгнул в траншею. С двух сторон она подходила к двери дота. Дверь была наглухо заперта. Дав еще одну очередь в лежащих, Аникин подобрал возле одного из убитых гранаты с деревянной ручкой – немецкую «колотушку» и взобрался обратно на бруствер. Выдернув обе чеки, он запихнул гранаты в боковую амбразуру и прижался спиной к железобетонному колпаку дота. Послышались глухие хлопки. Саранка, подбежав к катающимся по земле, замер, не зная, что делать дальше. Немец, потеряв каску, вынырнул наверх своей ярко-рыжей шевелюрой. Подмяв под себя танкиста, он всей массой своего ражего тела навалился ему на шею. В этот миг Саранка и саданул его со всей мочи прикладом по рыжему затылку.

Саранкиных силенок не хватило даже, чтобы оглушить немца. Тот, бросив полупридушенного танкиста, как раненый медведь, кинулся на Саранку и схватил того за горло. Аникин метнулся ему на выручку. Но Андрей опоздал. Танкист, поднявшись сзади, остервенело схватил немца за лицо и всадил ему штык в горло. Кровь хлынула из артерии, залив гимнастерку и лицо Саранки.

Тяжело дыша, все трое на секунду замерли над упавшим немцем. Тот «доходил» – с кровавой пеной на губах, сучил ногами, хрипел и выплевывал бурые сгустки, хватаясь руками за землю и ботинки солдат.

А тем временем линия атакующих, смяв сопротивление на позициях, покатилась вглубь обороны немцев, к тяжелым гаубицам. Там вновь закипела беспорядочная стрельба. Судя по всему, фашистские артиллеристы не хотели сдаваться без боя.

Танкист первым вышел из оцепенения:

– Быстрее, вперед…

– Погоди, с дотом надо закончить. Может, они там, гады, затаились и сидят…

Но танкист, повернувшись к ним спиной, уже мчался вперед.

– Вот черт, он же не слышит ни хрена… – с досадой сплюнул Аникин и развернулся к доту.

– Ладно, давай раскурочим эту скорлупку! Гады, заперлись… – крикнул он.

XIX

Но сделать это оказалось не так легко, как сказать. С наскока Андрей дал очередь по двери, но массированная, бронированная, она не явила ни малейшего намека на желание открыться. Пули срикошетили от металла, чудом не задев обоих солдат.

– Врешь, не возьмешь… – секунду подумав, стиснув зубы, прохрипел Аникин. Он огляделся вокруг, словно в поисках чего-то.

– Вот!.. А ну, хватай… – Аникин подбежал к убитому немцу и взял того за руки. Саранка послушно кинулся к ногам фашиста.

– Зачем, товарищ…

– Много