Ричард Львиное Сердце - Режин Перну

Как будто бы затем, чтобы ознаменовать свой реванш за рождественские праздники 1170 года, столь трагично прерванные вестью об убийстве Бекета, Алиенора, пребывавшая в своих личных владениях на юге Аквитании, пригласила своих южных вассалов отпраздновать вместе с ее сыном и с ней Рождество 1171 года. Графу Пуату было четырнадцать лет, возраст для большинства самый мальчишеский, а он уже надлежащим образом приобрел права на удел, предназначенный ему во владение, совершив тем самым первые шаги во взрослую жизнь, жизнь мужчины и сиятельного представителя славного и блистательного рода Плантагенетов.

Глава вторая
РЫЦАРЬ И ТРУБАДУР На стены дамы поднялись И с любопытством смотрят вниз: Нельзя ль в затейливой толпе Дружочка приглядеть себе? На выбор яркие таланты: Певцы, жонглеры, музыканты: Прекрасны древние напевы, А эту песнь для милой девы Певец придумал лишь вчера, — Знать, деву отыскать пора, Чтоб серенада не пропала… Ведь музыки другой не мало: И лэ[13] на вечер, и лэ в нотах, Ночные лэ, и лэ на ротах[14], И лэ под арфу, и фрестели[15], Тимпаны, лиры и свирели, Симфонии, псалтирионы, Бренчанье колокольцев, стоны Рожков и однострунок трели… Все веселились, как умели: Кто декламировал поэму, Кто задавал беседе тему, Хоть были и другие гости: Тем карты подавай, иль кости, Азарт игры над ними властен. Что им хитросплетенья басен? Что музыка? Что складный стих? Одно интересует их: Кому Фортуна улыбнется? А кто ни с чем домой вернется?…[16]

Можно не сомневаться, что это описание двора короля Артура достаточно верно изображает и двор в Пуатье. Стихи принадлежат мэтру Васу, канонику Байё, который тогда же, в 1169–1170 годах, сочинял поэму «О деяниях нормандцев» (La Geste des Normands). Первое же свое произведение — то самое, из которого заимствовано вышеприведенное описание, — он посвятил королеве Алиеноре: это был «Роман о Бруте», стихотворное переложение писаний гениального Гальфрида Монмаутского, повествовавшего о легендарном короле Артуре и окружавшем его мифическом дворе[17]; персонажам Гальфрида суждено было войти и в историю, и в роман. Вас, стремясь как можно точнее, пусть на ином языке и стихами, пересказать роман Гальфрида, все же не упускает случая обыграть знакомые подробности современной ему куртуазной жизни — ведь он своими глазами наблюдал то, что поощряла в своем окружении королева. Словом, Вас был родоначальником того стиля придворной жизни, который обозначается термином «куртуазность». Впервые этот стиль был описан в том самом произведении, в котором также впервые появился и пресловутый «круглый стол», занявший столь заметное место в романтической волне XII века. О короле Артуре сообщается, что он

…держался вовсе не спесиво, Но, разумеется, не льстиво… Со всяким был любезен он: Лорранец[18] иль бургундион[19], Француз, бретонец иль шотландец, Норманн, анжуец иль фламандец, Иль витязь из иной страны, Все были для него равны. Всяк при дворе был привечаем И за усердье отмечаем: И одеянья, и доспехи Имел в награду за успехи. Но паче драгоценных риз Стяжаются монархов близ Не только почести и званья, Но и различные познанья: Благоразумное уменье Снискать к себе благоволенье, Небесполезное по службе, И многоискушенность в дружбе, И та манер благообразность, Что ведома как куртуазность, — Чем, боле злата и пурпура, Блистал двор короля Артура. И сим блистанием влекомы Родные покидали домы Искатели наград и славы, Дабы, отцов оставив нравы. Усвоить вежества приметы И присягнуть на многи леты Артуру и его баронам, Имея во служенье оном Дары богатые, и радость, Веселие и жизни сладость.

Феодальное общество поэзией завоевывало свое право на благородство и само было завоевано благородством через поэзию: король, сеньор среди сеньоров, облагораживал свое окружение, причем приближенные сидели за одним столом с государем, а не стояли вкруг него, подобно вельможам у престола императора или древнего монарха. Эта новая концепция царствования, когда правит не богоподобный монарх, а этакий «куртуазный принц», отличала описываемую эпоху, придавала ей особый шарм. Только в таком новом, небывалом прежде социуме могли родиться куртуазная любовь и то представление о женщине, которое станет, по словам Рето Беццолы, «самим источником куртуазной литературы». В поэме Васа то и дело проявляется преклонение перед женщиной, тот культ дамы, который распространяла поэзия трубадуров, а затем труверов.

Умудрена, зело прекрасна, И величаво куртуазна,

говорит он о матери короля Артура. А для Марсии, королевы Английской, он не скупится на еще более пышные восхваления:

Премудрая многоученая дама… О многом пеклась, но любому труду Познания предпочитала страду, Писания знала и много читала.

Рыцарь обретает свою значимость через любовь, приносимую им Даме. Вот, например, обращение короля Утера Пендрагона к Мерлину: речь идет о напоминающей Изольду Ижернь, любви которой король желал добиться:

Внезапно к любви угодил я в полон, За что воевал — ныне тем побежден, Куда ни пойду и куда ни приду, Во сне ль, наяву ли и, равно, в бреду, На ложе в ночи иль средь белого дня, За трапезой или за чарой вина, Ижернь — лишь о ней непрестанная дума…

А вот обращение к королеве Алиеноре — ей Фома посвятил своего «Тристана»: