Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода

жизнь. Под вывеской «Жестянщик» на двух языках — русском и немецком — за чудом уцелевшим стеклом в окружении фанерок был виден силуэт мастера, стучавшего молотком по какой-то посудине. Немногочисленные прохожие торопились по делам. У полуразрушенного дома сохло белье на веревках. Из забитого куском кровельного железа окна торчала кривая, как «козья ножка», печная труба, из нее курился дымок.

У поворота, где узкий проулок забирал вверх, двое мальчишек лет семи-восьми катались с ледяной горки. Санками служила крышка от ящика с полустертой немецкой надписью, уже почти не различимой.

Еще один, постарше, спешил к ним, спотыкаясь в больших, не по его ноге валенках, и кричал издалека:

«Пацаны, что у меня есть! Сейчас пойдем бахать!» В высоко поднятой руке он держал что-то яркое, будто игрушку. Огнев присмотрелся и похолодел, разглядев этот предмет, похожий на игрушечного солдатика или куклу с проволочными руками и в красной круглой шапочке. Еще несколько таких же «шапочек» торчало из кармана солдатской стеганки, доходившей мало что не до колен.

Огнев крепко ухватил пробегавшего мальца за плечо:

— Стой!

— Дяденька военный, ну что вы хватаетесь! Мы не маленькие! — возмущался пойманный парнишка лет десяти, — За пуговку дернуть, от себя кинуть. До десяти сосчитаешь и ка-а-ак бахнет! Мы каждый день, как найдем, бегаем, никто уже даже не пугается! И они все равно ничейные и не нужны никому, к нашим гранатам не подходят, я уж знаю!

— У тебя запалы с красной «пуговкой». Такой сразу взорвется, знаешь ты это⁈

Мальчишка посмотрел недоверчиво. В этом возрасте слово «нельзя» понимается скорее как руководство к действию, нежели как запрет. Ребятишки с санками тоже подошли и с интересом прислушиваясь к разговору.

— Правда, сразу? — с опаской спросил тот, что был ниже ростом.

— «Мама!» сказать не успеешь, — строго подтвердил Огнев, — Семь секунд — желтые, четыре с половиной — синие. А красные — сразу.

— Сережка! — закричал нашедший запалы, кажется, какую-то шестеренку в его голове эта информация зацепила, — Сережка, я говорил, те быстрее бахали! А ты — «Считать до десяти не умеешь!»

— Пожалуйста, отдай и расскажи, где нашел.

— А у вас есть на что поменяться? Только гильзы не нужны, от ПТР нужна, других полно, — парнишка похлопал себя по набитому звякающему карману.

С собой, как назло, ничего толкового. Огнев в задумчивости пошарил по одному карману, по другому… Точно!

В шинели лежал здоровенный плексигласовый портсигар. Неопытный мастер соорудил его такого размера, что туда можно было сигары убирать, не то что папиросы, и щедро украсил немного аляповатыми изображениями горящих немецких танков. «Возьмите, товарищ доктор, я знаю, вы не курите, а лекарства какие убрать.»

Портсигар произвел совершенно волшебное действие. Мальчишка водил пальцем по танку на крышке и только что не пищал от восторга. Запалы он отдал безропотно, все. Еще несколько штук вытащил из-за пазухи.

— И смотри еще, — добавил Огнев, понимая, что нужно закрепить эффект, — Те запалы, что должны долго гореть, иногда тоже сразу взрываются. Их ведь на заводах антифашисты портят.

— Вроде как бомбы, которые не разрываются? А внутри записка: «Чем можем — поможем» [По данным Артиллерийского комитета Главного Артиллерийского Управления Красной Армии, уже в 1942 было отмечено применение немцами бомб, снаряженных «глубокосурроогатными ВВ». Массовые случаи неразрывов немецких снарядов неоднократно отмечались в ЖБД.]?

— Точно так. Только бомбу так не испортишь, чтобы взорвалась при подвешивании. А вот гранату — запросто.

— А часто такие бывают?

— Когда как. Заранее, братец, не скажешь.

— А запал, он же только бахает?

— Не только. Силы оторвать пальцы у него вполне хватит.

— Прям оторвать? Вправду? Пришивать придется? — кажется, в голове мальчика не умещалась мысль, что его может покалечить.

— Вправду. Насовсем. Так, что пришивать нечего будет.

— Ничего себе, сила! Я думал, они только бахают здорово. А запалы эти, они за три дома отсюда, в подвале, их там, — парнишка задумался на секунду, — ящиков сто! — и он развел руками, словно заправский рыбак.

Даже если мальчишка и приврал, в одиночку с таким запасом не управиться. На счастье, на улице показался комендантский патруль — лейтенант и два солдата.

— Здравия желаю, товарищ майор. Натворили что-нибудь ребятишки?

— На их и наше счастье, не успели, товарищ лейтенант. Вот, посмотрите, — Огнев протянул ему запалы, — Говорит, тут рядом в подвале полно.

— Антошка! — лейтенант даже не очень делал вид, что возмущен, — Опять бахали? Смотри, мамка ухи надерет!

— У них красные.

Лейтенант присмотрелся к запалам и непроизвольно выругался.

— Виноват, товарищ майор! Ну, Антошка, ну… Показывай, где взял! Не боись, не заругают. Я тебе еще чего-нибудь взамен найду.

— Гильзу от ПТР, — твердо заявил Антошка, — Обещаешь?

— Будет тебе гильза, честное комсомольское! Только уж покажи, где ты эту заразу выкопал!

— Пошли, товарищ лейтенант, покажу, — Антошка был очень доволен, что вокруг его находки столько шуму и сразу почувствовал себя важным и значительным, — А вы знаете, немецкие коммунисты на заводах им запалы для гранат портят? Чтоб сразу взрывались! Чтобы фриц дерг — а его сразу бах и нету! — для убедительности он сопровождал рассказ взмахами рук.

— Мы тоже покажем, мы тоже видели! — заторопились за ним ребята с санками, не желая, чтобы такое событие прошло без них.

Оживленно жестикулирующий Антошка, его приятели и комендантский патруль отправились искать склад с запалами, а Огнев — дальше к госпиталю.

«Вот так и седеют ненароком, — подумал он, — Они ж для них как игрушки… А других им и взять неоткуда…»

Снаружи уже темнело, когда наступила очередь Огнева. В отличие от большинства докладчиков, он поднялся на кафедру с несколькими листками, скрепленными одним стежком хирургического шелка. Писать доклад целиком, а потом читать по-писаному он полагал ненужной тратой сил и времени. Другое дело — проговорить будущий текст вслух, с секундомером, опираясь на конспект!

— Военной хирургии невозможно по-настоящему научиться не на войне. Но хороший хирург ежедневно, каждой операцией учится сам и учит своих подчиненных. И, как только вопросы квалификации персонала выходят хотя бы на удовлетворительный уровень, со всей отчетливостью первое место начинает принадлежать вопросам организационным. Техника, не опертая на организацию, становится гласом, вопиющим в пустыне. С тех пор как Николай Иванович Пирогов произнес свое знаменитое «сперва административно», масштабы и напряженность войн выросли