Ржевская дуга генерала Белова - Александр Пинченков

«Генерал-майор Голушкевич познакомил меня с замыслом новой наступательной операции. Не позже 5 июня силами пополненной и отдохнувшей 50-й армии при поддержке авиации и артиллерии намечалось нанести сильный удар по противнику. Для развития успеха выделялись механизированные войска.

Целью операции являлось окружение и уничтожение крупных сил противника. От моей группы требовалось надежно удерживать свой район, имевший важное оперативное значение».

Генералу П.А. Белову оставалось дождаться. Однако о какой же внушающей надежды новой наступательной операции могла идти речь? Директива Ставки ВГК № 170363 от 8 мая 1942 г. (в день, предшествующий вылету Голушкевича в группу Белова) требует вовсе не наступлений, а усиления группы Белова из ресурсов Западного фронта, причем «в целях удержания и расширения этого плацдарма…». О перехвате коммуникаций, как видим, нет и намека. Учитывая тогдашние харьковские замыслы членов Ставки ВГК, мысль их понятна: сейчас не до Запфронта, подождите, пока и до вашего смоленского плацдарма руки дойдут. Кроме того, Голушкевич сообщает Белову о все той же 50-й армии, авиации, артиллерии — но не о танках, танковых бригадах или тем более уж танковом корпусе. Не о кавалерии — хотя бы об оставшихся на основной советской территории силах беловского 1-го Гв. КК. И верил ли, слушая С.В. Голушкевича, П.А. Белов очередному обещанию близкой победы Запфронта? Кое-какие детали, речь о них пойдет ниже, показывают — не верил. И ведь был прав. Прежде окончательной готовности к удару войск Запфронта, Белов дождался в мае 1942 г. германского наступления «Ганновер» — причины к скорому отходу войск группы далеко на запад, повода к скорейшему рейдовому переходу-прорыву беловцев к основной линии советско-германского фронта.

Еще к последней декаде апреля 1942 г. генералу П.А. Белову, по собственному его свидетельству, стало абсолютно очевидно, что после ликвидации окруженной группировки М.Г. Ефремова противник перейдет к подготовке удара по войскам Белова. Занимаемый беловцами и партизанами район, правда, во много раз обширнее ефремовского, а значит, в талом снегу и грязи вражеские роты, полки, корпуса на десятки километров барахтаться не пошлют. Ударят после разлива, после подсыхания дорог в лесах — в мае. Придется биться и, видимо, отступать. А куда ж денешься? Действительно, куда-то предстояло деться, причем многотысячной группировке.

Поначалу, в марте 1942-го, как мы уже рассмотрели в главе о ельнинских событиях, П.А. Белову было совершенно не до лежащих где-то далеко к западу от Всходов райцентров Ельни и Глинки. До Ельни и Глинки, а точнее, до конкретных тамошних тропинок на местности у П.А. Белова интерес пробудился гораздо позже — за день перед самым немецким ударом «Ганновер» по беловской группе. Очень своевременно, а именно 22 мая состоялось знакомство П.А. Белова с вызванным им в штакор командиром партизанского полка им. С. Лазо В.В. Казубским. В мемуарах Павел Алексеевич очень откровенен о предмете тогдашнего обсуждения: «Выяснилось, что в расположении войск противника и в нашей обороне много незанятых промежутков, пройти через которые не так уж трудно. Узнал я также, в каком месте партизанские командиры пересекли большак из Ельни на Спас-Деменск. Все эти сведения впоследствии пригодились нам».

Уместна ли здесь поговорка, что гром не грянет — мужик не перекрестится? Так то ведь простой мужик, а не генерал. Генералы в судьбоносных (для них, а не только для войск) вопросах бывают прозорливее. Вот и генерал-лейтенант Белов, не гадая насчет грома, уже поспешил выяснять промежутки. Промежутки — где-то в кустах — это хорошо. Но не там и не тогда, когда предстояло лоб в лоб удариться с врагом.

Когда грянет гром «Ганновера», П.А. Белову пригодятся промежутки. И главный промежуток — свободный в несколько десятков километров промежуток для врага между партизанскими дивизиями — оставит сам Белов, отступив и рассыпав тем самым фронт остающихся партизан. «Корпус БЕЛОВА, получив в начале июня приказ идти на выход через линию фронта, пошел в направлении ДОРОГОБУЖ— ГЛИНКА—ЮХНОВ, оставив открытым фронт длиной около 50 км» — так скупо, но в точку сообщается о тех событиях офицером штаба 2-й ПСД. И потому не вините смоленских партизан за летнее отступление из деревень в леса. Специалистами по промежуточности оказались «конногвардейцы» с их предводителем.

За неделю до лета вражеские войска ударили по группе Белова и решительно пошли вперед. По некоторым свидетельствам, П.А. Белов в конце мая 1942 г. уезжал с Угры крайне подавленным. Все пошло прахом! Сколько людей положили ни за понюшку табаку. Вспоминался зимний лихой рейд, победный настрой, надежды. Возможность, — кто знает, почему бы и нет, — взятия Вязьмы. Лица героев зимних боев, израненных и погибших позже. Десантники, успех партизан в Дорогобуже, масса оружия с полей «Вяземского котла», окруженцы 1941-го — это же целая армия, а исходя из реалий того «котла» — и не одна армия, несколько. Множество нереализованных возможностей.

Говоря о добровольцах Смоленщины, местных ли, осевших ли здесь «окруженцах», — уместна оговорка: да, армией эти люди могли стать, но лишь в случае соответствующего оснащения. И ответственности за их жизни в высоких московских и подмосковных штабах. К сожалению, подобное решение запоздало. Осенью 1942-го, зимою на 1943 г. появились и системное снабжение партизанских отрядов, вновь создаваемых бригад, и отношение к ним как к важному элементу боевого противостояния Германии. Осознание действительных боевых возможностей партизан (при их поддержке извне) к высшему советскому руководству пришло лишь после горьких уроков катастрофического лета 1942 г. Но оперативного значения, способного напрямую повлечь окружение вражеских армий и ломку конфигурации фронтов, действия партизан уже не имели.