Йога Таун - Даниэль Шпек

По комнате пробежала собака, остановилась рядом с кем-то из детей, повиляла хвостом и неспешно потрусила дальше. Дети не прогоняли ее. Кто-то из детей ласково ее погладил. Мне это понравилось. В Берлине, подумала я, все отвлекаются, стоит бутылке воды упасть. Девочка, которая улыбнулась мне, отделилась от группы, подбежала ко мне, взяла за руку и потащила в комнату. Остальные приняли мое появление с восторгом. Чувствуя себя зеленым новичком, я принялась выполнять асану. Выпад, ноги расставить, ступни на ширине бедер. Поднять руки на высоту плеч, ладони обращены вниз. Вдох. Повернуть правую стопу. На выдохе повернуть корпус вправо. Руки прямые, верхняя рука вертикально, нижняя на голени. Выдох. Грудная клетка приподнята, спина прямая, ягодичные мышцы напряжены. Ощутить энергию в левой стороне туловища.

Триконасана. Поза треугольника.

Тело вспоминало. Ладонь доверялась предплечью, предплечье доверялось плечу, плечо доверялось дыханию.

Теперь другая сторона.

Выпрямиться.

Наклониться вперед. Положить ладони на коврик.

Правую ногу назад. Левую ногу назад.

Адхо Мукха Шванасана. Собака мордой вниз.

Ступня доверялась голени, голень доверялась бедру. Сначала я ощутила легкую боль в мышцах, а потом лед во мне треснул. Я ничего не делала – что-то руководило мной. Я не знала, что это, но оно знало меня. Рядом рассмеялся ребенок. Движения, которым я доверялась, никак не были связаны ни с Лоу, ни с Марком, ни даже со мной. Они просто были. Существовал только этот момент, никакого прошлого и потому никакой лжи. Лгать трудно, потому что ложь привязана к истории, которой не существует. Но в йоге есть только то, что существует на самом деле. Тело нельзя обмануть. Оно чувствует, где правда, а где нет.

Анахатасана. Поза таяния сердца.

Бхуджангасана. Поза кобры.

Что-то во мне распрямлялось, воссоединялось, упорядочивалось. Я снова становилась единым целым. Словно вырвалась из темницы. Дыхание сливалось с движением, движение сливалось с миром. Только истинная радость. Ее не нужно было искать. Она всегда была здесь.

Баласана. Поза ребенка.

Шавасана. Поза трупа.

Дети скатали свои коврики, а я медленно села на пол. Такой легкости я давно не чувствовала.

Дети окружили меня (What is your name? How are you?[113]), а потом убежали на улицу. Я убрала свой коврик и подошла к двери. И тут услышала гитарный аккорд. Это была старая добрая акустическая гитара. Выйдя из комнаты, я увидела, что дети собрались в противоположном конце двора вокруг мужчины, сидевшего с гитарой на ступеньках классной комнаты. Это был Лоу. Он настраивал гитару, а дети возбужденно галдели. Старшая девочка, которая вела занятие, приложила палец к губам и сказала, чтобы они вели себя потише. Лоу выглядел еще слабым, но явно получше. Он болтал с детьми, пока настраивал гитару и пробовал аккорды.

– «Битлз» знаете?

Дети затрясли головой и наперебой затараторили.

– А хотите послушать песню «Битлз»?

– Yeees!

Он начал перебирать струны и тут увидел меня. Прекратил играть и неуверенно улыбнулся. Я так и стояла в противоположном конце двора. Он почесал голову и снял очки. Когда долго знаешь человека, не нужно слов, чтобы понять, что он хочет сказать. Раскаяние, благодарность, что я не ушла, и любовь, которая ждет ответа. Дети снова загалдели, и Лоу заиграл. Я знала эту мелодию. Лоу играл мне ее перед сном, когда мне было столько лет, сколько сейчас этим детям. Простая, грустная и красивая. Песня о дрозде со сломанными крыльями, который всю жизнь ждал, когда снова сможет взлететь. «Черный дрозд»[114].

Лоу играл, а вокруг на все лады щебетали птицы. Притихшие дети благоговейно слушали. Совсем как я, когда он сидел с гитарой у моей кроватки. И вдруг оно вернулось – чувство, которое я потеряла с тех давних пор, – все будет хорошо.

* * *

Лоу доиграл. Во дворе стояла тишина, нарушаемая лишь птичьим пением. Потом дети захлопали в ладоши, подступили к Лоу, и он принялся показывать, как надо держать гитару, перебирать струны.

И я присоединилась к ним.

Лоу поднял на меня взгляд.

– Хочешь кофе? – спросила я.

– Хочу.

Я направилась в столовую, нашла две чашки, термопот, налила кофе. На обратном пути я на секунду остановилась и выглянула в окно. Лоу сидел на пороге, привалившись к двери, гитара лежала рядом, он смотрел на детей, бегавших по двору с собакой.

Я просто не могла разлюбить его. Он всегда был мне отцом, пусть и не являлся им, и он останется моим отцом, хочу я того или нет. Я должна сказать ему об этом. Он не должен пребывать в неведении на этот счет.

Но почему он сидит так неподвижно? К нему подбежал маленький мальчик, тронул за ногу. Лоу не пошевелился.

Я выскочила из столовой, кинулась через двор, на ходу отбросила чашки с кофе, упала перед Лоу на колени, схватила за руку. Он завалился набок. Я подхватила, обняла. Его тело было тяжелым и словно обрушилось на меня. Он не дышал.

Глава 39

Есть много слов, приукрашивающих смерть. Уснуть навеки. Упокоиться с миром. Но на самом деле это землетрясение в душе. Разрушающее все. Это не точка во времени, а провал во времени. Лоу не покинул нас. Он покинул только свое тело. Оно лежало на кровати, которая, так уж случилось, две ночи была его кроватью, накрытый влажной от его пота простыней. Заглядывавшим в комнату детям, которые поняли, что произошло что-то из ряда вон выходящее, могло показаться, что он спит. Я стояла на коленях возле его постели и никак не могла осознать произошедшее. Я положила ладонь ему на грудь. Сердце не билось. Грудная клетка была неподвижна, и меня пронзила жгучая боль. Он покинул свое тело, но он все еще здесь. Даже если мы его не видим. Он рядом. Как запах в комнате.

Коринна сидела рядом со мной, нежно приобняв за плечи. Мария, стоя в дверях, разговаривала с врачом. С улицы доносился птичий гомон. Небо за окном сияло голубизной.

Мария подошла к нам, опустилась на пол рядом.

– Отдайте ему вашу любовь, но не удерживайте. Иначе он не найдет путь к свету.

Нет, подумала я, мы должны быть с ним. Я взяла его за руку и испугалась, какая она холодная. Он и в самом деле ушел.

Коринна внезапно разрыдалась, вскочила и вышла из комнаты.

Я заставила себя остаться, мне надо было осознать то, что осознать невозможно. Прижалась лбом к постели.

Я любила тебя, Лоу.

Спасибо за путешествие.

Мне так бесконечно жаль, что я злилась