Адмирал Колчак - Павел Зырянов

В эти годы императорскую семью уже трудно было назвать образцовой. Николай II постарел и осунулся. За ним стала замечаться прежде совершенно несвойственная ему нервозность. Александра Фёдоровна уже не выглядела счастливой матерью многочисленного семейства. «Теперь на меня смотрела трагическая женщина с упрямым подбородком и куда-то ушедшими вовнутрь себя глазами. У ней чувствовалась какая-то назойливая мысль, которая её никогда не оставляла», – вспоминал адмирал Д. В. Ненюков, видевший её в Ставке. Наследника Алексея Николаевича постоянная его болезнь преследовала буквально по пятам. Стоило неловко протянуть ногу – и начиналось внутреннее кровотечение в паху. Пустяковый насморк оборачивался тем, что из носа начинала идти кровь. Самую жизнерадостную часть семейства составляли дочери. Однако старшая уже явно засиделась в девичестве. Заневестились и другие. Но о их замужестве родители, похоже, не думали.^[594] Императорская семья превратилась в какую-то замкнутую ячейку без входов и выходов.

Но власть и корона с неизбежностью, рано или поздно, должны были покинуть эту семью, ибо наследник был явно недолговечен. Между тем отношения с другими членами царствующего дома были серьёзно испорчены – главным образом стараниями Александры Фёдоровны. Её же стараниями были испорчены отношения с Думой, дворянством, образованным обществом. Все упования возлагались на простой народ, олицетворением которого для этого обречённого семейства был Григорий Распутин.

Государь вставал около 7–8 часов. После короткого чаепития уходил в Ставку, где генерал Алексеев делал ему доклад о положении на фронтах. Если доклад был недлинный, а вести ободряющие, император приходил в хорошее настроение. Очень тщательно записывал в дневнике данные о числе взятых в плен – по разрядам от генералов до рядовых, о количестве захваченных орудий, пулемётов, винтовок, прожекторов (даже если их было всего два) и зарядных ящиков. (Когда-то с такой тщательностью он подсчитывал количество убитой на охоте дичи.) Иногда начинал суммировать данные за несколько дней. В логику стратегического единоборства на огромном протяжении фронтов он не вникал и, возможно, не очень её понимал. С Алексеевым по военным вопросам никогда не спорил, даже если внутренне с чем-то не был согласен.

Часов в 11–12 в губернаторском доме был завтрак, на котором присутствовало до 30 человек – высшие чины Ставки, начальники иностранных военных миссий, некоторые лица, вызванные в Ставку по тем или иным делам. После завтрака все выходили в гостиную и становились полукругом. Николай II ходил внутри него, покуривая и останавливаясь то с тем, то с другим. Это был «серкл», длившийся минут 10–15. После этого Николай II чувствовал себя свободным человеком, и начиналось то, что было для него главным содержанием дня и что он особенно подробно описывал в дневнике.

Если Алексея не было в Ставке или он болел, Николай II отправлялся в пешую прогулку далеко за город. Иногда его сопровождал кто-то из близких ему лиц – например, дворцовый комендант В. Н. Воейков. Однако далеко не каждый из царских приближённых годился для таких дальних экскурсий, и Николай II часто ходил один, не обращая внимания на шныряющих в кустах охранников.

Государь был человеком очень спортивным и большим любителем пешей ходьбы. Потому и не стал жить в Зимнем дворце, что там ему не хватало движения. Однажды, когда в пехоте вводилась новая форма, он с полной солдатской выкладкой и винтовкой совершил 10-вёрстный поход и лишь после этого утвердил проект – в ту пору ему было уже за сорок. Родись Николай среди простого народа, он был бы хорошим солдатом. А вот до генерала, наверно, не дослужился бы, хотя в тогдашней России среди генералов уже встречались выходцы из народных низов.

Если Алексей был здоров, прогулка совершалась на автомобиле или на лодке по Днепру. Останавливались в каком-нибудь удобном месте, купались. Потом император наблюдал за играми наследника или сам в них участвовал. Однажды несколько дней подряд раскапывали какой-то холм и нашли лошадиные кости – довольно странное занятие для главнокомандующего. Но, очевидно, Николай II таким способом старался отвлечься от проблем, ибо известия с фронтов не всегда радовали, а с «домашнего фронта» были ещё хуже.

Часам к шести надо было спешить к обеду, на который приглашалось 10–12 человек по выбору царя. Это считалось знаком особого внимания.

До или после обеда император принимал министров и других лиц, удостоенных аудиенции. По вечерам Николай II просматривал бумаги, поступившие из Петрограда, писал письма или играл в домино – обычно в компании того же Воейкова, а также своего флигель-адъютанта, капитана 2-го ранга Н. П. Саблина и адмирала К. Д. Нилова, служившего ещё при Алексее Александровиче. Эти люди были удобны тем, что не лезли в политику, хотя Воейков иногда мог по-черносотенному крепко высказать своё мнение. Нилов же был постоянно «на взводе», и Николай II так привык видеть его в таком состоянии, что считал его естественным, и однажды, как говорили, увидев Нилова трезвым, подумал, что он пьян.^[595]

Конечно, такие люди, фактически ничего не делающие, отягощали Ставку своим присутствием. Да и вообще пребывание царя в Ставке вносило в её жизнь излишнюю суету и мешало сосредоточенной работе, ибо к нему постоянно ездили министры, придворные, иностранные высокие гости, великие князья, важные просители и другие люди. С этим, однако, мирились и достаточно ценили то, что царь, при своих данных, разумно не вмешивался в стратегические и оперативные вопросы.

Фактическим главнокомандующим был Алексеев. Но у него не было своего начальника штаба, и на его плечи ложилась двойная нагрузка. А между тем Алексеев, имея крупный стратегический талант, не обладал крепким здоровьем.

Колчак провёл в Ставке один день – 4 июля 1916 года. Судя по имеющимся данным, этот день начался с завтрака у царя и «серкла» в гостиной. Видимо, именно здесь молодого адмирала заметил генерал Пьер-Тибо-Шарль-Морис Жанен, начальник французской военной миссии при Ставке. Колчак, возможно, тоже обратил внимание на вальяжного союзного генерала с седой головой и чёрными усами, сыгравшего впоследствии роковую роль в его судьбе. Обратил внимание – и потом забыл. А Жанен не забыл и через несколько лет отметил это в своём «Сибирском дневнике».

После завтрака, когда Николай II с Алексеем отправились купаться на Днепр (день был жаркий и душный), Колчак был принят Алексеевым. Генерал, маленький усатый старичок в очках, ознакомил нового командующего Черноморским флотом с положением на фронтах, с содержанием военно-политических соглашений между союзниками, сообщил об ожидаемом вступлении в войну Румынии и особо остановился на вопросе о черноморских проливах. Существуют разные варианты овладения Босфором, сказал он, но в любом случае флот должен активно в этом участвовать. Колчак поинтересовался, почему именно его назначили в Чёрное море, хотя он никогда там не служил и с вопросом о проливах знаком лишь теоретически. Алексеев окинул адмирала характерным своим колючим взглядом и суховато объяснил, что в Ставке сложилось мнение, что именно он может наиболее успешно выполнить те задачи, которые будут поручены флоту в Босфорской операции. «Окончательные указания, – закончил Алексеев, – вы получите у государя».