Молодость может многое - Александр Сергеевич Омельянюк

Свердловска, набравших по 42 очка, но разделивших медали по разнице мячей в личных встречах. А лучшим бомбардиром у москвичей с 37 голами стал футболист Валерий Маслов, забивший ещё и летом за футбольное московское «Динамо» 8 голов.

Неожиданностью для доморощенных франковедов явился военный переворот в Камбодже, совершённый 18 марта при поддержке США правыми военными в отсутствие в стране принца Нородома Сианука. Под их давлением Королевский совет и Национальное собрание заявили об отстранении Сианука от власти, а страну возглавил бывший премьер-министр генерал Лон Нол.

На фоне этих новостей 19 марта диссонансом прозвучал слух об Открытом письме академика А.Д. Сахарова с требованием демократизации советского общества.

— «Видимо у него затмение? Он свою работу попутал с политикой!» — рассказав об этом, возвратившемуся от Гавриловых сыну, поздно вечером первой возмутилась Алевтина Сергеевна.

В этот вечер 19 марта в четверг после работы Платон сначала сразу съездил к Гавриловым на день рождения Славы, которому исполнилось пять лет, и подарил ему игрушечную грузовую машину с кубиками.

— Пусть и у моего сына будет такой же подарок, какой мне сделал отец в Салтыковском детсаду! — себя уговорил он, вспомнив, сколько радости и гордости за отца тогда испытал он.

Прошло уже десять лет их проживания в Реутове со всеми радостями и достижениями. Но большое сомнение в правильности их переезда из Москвы у Платона осталось. Привязанность же отца к Москве, главным образом приведшая к разводу родителей, была Платону вполне понятна. Ведь москвичами были ещё отцовская прабабушка Ксения и её родители, то есть, прапрабабушка и прапрадедушка Платона.

Он вспомнил, как в детстве Пётр Петрович не раз говорил ему:

— «Жалко моя мать Ксения не увидела мои преподавательские способности, как у её деда Николая Николаевича Раевского — второго!».

И поэтому Платон мечтал вернуться в Москву, после армии прописавшись к отцу. Но для этого ему надо было пока оставаться холостым. А женитьба на москвичке была бы у него в запасе, в случае срыва по каким-либо причинам прописки у отца. В крайнем случае, у него оставался вариант женитьбы и на Варе, но он чувствовал, что он к ней уже полностью остыл. А виной тому была, прежде всего, прежняя позиция Вари по поводу его обязательной учёбы в институте. Из её позиции вытекало, что она вышла бы замуж за Платона, только имеющего высшее образование.

— Так что пусть ждёт меня ещё три года! А потом ещё и год армии!? А после я ещё буду заниматься пропиской к отцу! И пока я не получу её, жениться на Варе не буду, а то ещё подумает, что я больше из-за этого?! А тогда матери-одиночке будет уже двадцать девять! Но когда я пропишусь к отцу, то на фиг тогда она будет мне нужна?! К тому же я уже не люблю её! Недаром я всё время в кого-нибудь влюбляюсь, начиная ещё с Тани Линёвой!? А пока она пусть будет моим запасным вариантом! — в раздумьях неожиданно осенило его.

— Но что-то мне и в новой любви никак не везёт, всё время срывается?! Видимо мой ангел-хранитель, в которого верит мама, не хочет это допустить?! То ли он срывает мои любовные поползновения из-за Вари и Славика, как бы сохраня шанс на нашу с ними семью? То ли хранит меня ещё для чего-то другого?! Пока непонятно! Одно понятно, что в любви мне пока не везёт! — сделал он печальный вывод.

От досады и тоски, что его обманули в любви, и мечтая теперь услышать себя поющего песни об этом, Платон в одиночестве стал записывать себя, поющего песни Жана Татляна, на магнитофон «Яуза», желая услышать свой голос со стороны. Но вскоре он понял, что ему до кумира очень далеко и не стал срамиться даже перед самим собой, совсем прекратив это занятие, снова занявшись главным.

А сейчас для него главным в учёбе стали два курсовых проекта по «Специальной технологии» и «Теории машин и механизмов». Они были весьма трудоёмки и требовали не только расчётов, но и большой объём чертёжных работ, в чём Кочет был дока. Поэтому его друзья обратились к нему за помощью, и Платон не отказал.

Виктор Саторкин и Юрий Гуров попросили Кочета дать им возможность скопировать его чертёж, и Платон согласился.

Для этого Виктор у себя дома оборудовал самодельный светокопировальный стол, и Платон в четверг 26 марта после работы принёс к нему домой тубус со своими чертежами.

По тому, как его очень радушно встретили родители Виктора и его жена, Платон понял, что тот наговорил им про него много хорошего, и теперь они, особенно мать Виктора, смотрели на Кочета, как на спасителя.

— А мне это понятно! Я ведь Вите много чего про себя и мою семью рассказывал!? Да и помогал ему часто и во всём, советовал! Одно письмо Арустамову чего стоит?! — вспомнил Платон.

И пока Витя тщательно копировал чертёж Платона, тот поговорил с его, находящейся на восьмом месяце, беременной женой Людмилой, вспомнив, как Виктор ещё в июне радовался её беременности.

— Так получается, что та беременность у них сорвалась?! А она забеременела примерно в…июле-августе?! — быстро сосчитал Кочет.

Он вообще считал быстро и был весьма способен к математике, как, впрочем, и хозяин дома. У них обоих был математический склад ума. И это тоже сближало их, как и природная доброта и чувство юмора.

— «Вить! Ты только не забудь, что у тебя для расчета другие данные и это должно отразиться в чертеже!» — предостерёг Платон Виктора от слепого копирования его чертежа.

— Да, я помню! Видишь, я эти линии провожу специально без нажима — для ориентира? А эти вот — с нажимом! Ведь они у всех у нас будут одинаковы и не зависеть от исходных данных!».

— «Хорошо! Мудро!».

А вскоре к Саторкиным с тубусом для копирования чертёжа Кочета пришёл и Юра Гуров. Теперь беседовали уже они, дабы не отвлекать Виктора от дела, и тем ускорив процесс.

А когда Виктор закончил, а Юра сменил его, прикрепив свой чистый ватман на стекло, Саторкин предложил Кочету сыграть в шахматы.

— «Давай! Но я, в общем, не шахматист! Не знаю даже элементарных азов шахмат! Буду долго думать!» — от вынужденного безделья согласился Платон.

— «А ты же всё равно будешь Юру ждать!».

— «Да! Конечно! Юр, а ты, смотри, не очень увлекайся! Не скопируй штамп с моей фамилией!» — пошутил Платон, видя, как Юра тщательно, аж высунув язык, копирует линии с его чертежа.

А друзья сели за шахматы. И как