Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

Пораженный таким заявлением, Никсон хотел что-то возразить, но Хрущев размахивал руками и продолжал говорить взахлеб. Переводчик едва успевал переводить.

— Вы не знаете о коммунизме ничего, кроме страха перед ним. Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что эта моя речь будет услышана американским народом.

Никсон откликнулся:

— И точно так же, все, что я здесь сказал, будет переведено и услышано всеми людьми в вашей стране?

— Договорились! — воскликнул Хрущев^[72].

Дискуссия об эталонах жизненных стандартов при капитализме и при социализме перешла на более высокий уровень. Никсон упомянул о диктатуре в России. Но Хрущев немедленно возразил:

— Наши страны никогда не руководствовались диктатом. Диктат — это дурацкая политика.

Помня о диктатуре Сталина, которую сам Хрущев разоблачал на Двадцатом съезде, Никсон до того удивился, что даже не знал, чем парировать. А Хрущев продолжал:

— Раз уж мы подняли все эти вопросы, почему бы не продолжать обсуждать сейчас, пока люди слушают? Советский Союз догонит и перегонит Америку, и мы вообще покажем вам кузькину мать!

Переводчик от неожиданности растерялся и произнес неловкую фразу без упоминания матери Кузьмы. Никсон все-таки вставил:

— В нашем сенате вас обвинили бы во флибустьерстве. Вы говорите один и никому не даете вставить слова.

Хрущев усмехнулся:

— Я вам с полной ответственностью говорю, что мы сильнее вас, и мы можем вас разбить, да. Зарубите себе на носу: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме.

Никсон улыбнулся открытой белозубой американской улыбкой:

— Нет, нынешнее поколение советских людей будет жить при капитализме^[73].

* * *

Как только Хрущев и Никсон покинули выставку, толпа корреспондентов и заинтересованных слушателей постепенно рассосалась. Тогда Моня подошел к смотрителю стенда, высокому молодому парню, и задал провокационный вопрос:

— Ну что, убедил вас наш товарищ Хрущев?

Тот пожал плечами:

— В чем он мог нас убедить? Он говорит, что у вас нет диктатуры, потому что не знает, что такое демократия. У вас демократии нет, а у нас она есть.

— Приведите мне пример вашей демократии.

— Пожалуйста: в Америке я могу подойти вплотную к Белому дому и крикнуть: «Президент Америки — дурак!» И никто мне ничего не сделает.

Моня хитро улыбнулся:

— Подумаешь! Такая демократия у нас тоже есть.

Удивленный американец спросил:

— У вас тоже такая демократия? Вы приведите ваш пример.

Моня пожал плечами:

— Пожалуйста: я тоже могу подойти вплотную к Кремлю и громко закричать: «Президент Америки — дурак!» И мне тоже ничего за это не будет.

С минуту собеседник стоял с открытым ртом, потом расхохотался:

— Ну вы и юморист! У нас в Америке вы были бы знаменитым и богатым.

Моня оглянулся вокруг, убедился, что их не подслушивают:

— Я и есть юморист.

— Знаменитый?

— Нет, наоборот, предпочитаю, чтобы обо мне не знали.

— Ага, значит, вы небогаты.

Моня предупредительно поднял палец и сказал шепотом:

— Зато я на свободе.

Мужчина опять расхохотался:

— О да, конечно, я понимаю эту вашу шутку тоже. Скажите, вы еврей?

— Почему вы спрашиваете?

— Я знаю, что большинство советских анекдотов сочиняют евреи.

— Ну да, я еврей. А вы кто по национальности?

— Я? Я американец.

— Разве есть такая национальность — американская?

— Я принадлежу к американской нации, но по происхождению я тоже еврей.

— Ну вот, теперь и мне ясно, почему вы любите и понимаете шутки. Но что это за нация — американец?

— У нас нация отождествляется с государством. Раз страна Америка — значит все живущие в ней американцы.

— Но тогда ваши негры тоже американцы?

— Да, конечно, мы все американцы.

— Значит, все, кто живет в России, тоже могут считать себя русскими?

— Правильно, мы всех вас так и называем: русские.

Моня прикинулся простачком:

— Любопытно. А меня здесь называют евреем.

— Это по происхождению вы еврей, но раз живете в России, вы русский.

— Любопытно.

Но тут Моня заметил, что к ним идут люди, и предпочел попрощаться с евреем, который называл себя американцем, или с американцем, которой говорил, что он еврей, но только по происхождению.

На другой день по Москве пошли слухи, что Хрущеву выставка не понравилась. Но люди давно привыкли: если руководство что-то критикует, значит это хорошо. И на выставку устремилось еще больше людей.

Моня рассказал Алеше о «кухонных дебатах»:

— Это ж усраться можно! Хрущев кричал Никсону: «Мы вам покажем кузькину мать!» А тот понять ничего не мог.

Алеша написал:

Кухонная дискуссия