Громыко - Святослав Рыбас

Экономику России уже во многом начинали определять третий технологический уклад (электротехническое и тяжелое машиностроение, производство и прокат стали, линии электропередач, неорганическая химия) и его «наследник», четвертый (автомобилестроение, тракторостроение, цветная металлургия, производство товаров длительного пользования, органическая химия, производство и переработка нефти). Ошибка российского правительства заключалась в недальновидной промышленной политике, выразившейся, например, в избыточном налоговом давлении на нефтепереработку, из-за чего выгодным было использовать нефть исключительно как топливо.

* * *

Переход же британских боевых кораблей на новые двигатели дал увеличение в скорости и радиусе действия. Единственное неудобство заключалось в том, что нефть добывали не в Англии, а в Персии. А именно туда, на Ближний Восток, была нацелена германская экспансия. Поэтому чем активнее продвигались немцы на Балканах и в Турции, тем очевиднее становилась угроза английским, французским и российским интересам в Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Отметим, пользуясь подходами Громыко, что борьба за нефть была одним из важнейших факторов в стратегии Гитлера во Второй мировой войне. (Борьба за ближневосточную нефть стала доминантой XX века). А что касается начала века, то Первая мировая война отразила противостояние двух технологических укладов и стала войной нефти против угля, в которой вышли победителями не Британская, не Российская и не Германская империи, а технологически более современная — Соединенные Штаты.

Мировая война стала водоразделом между историческими временами. Ее участники планировали окончить боевые действия через несколько месяцев, однако война продлилась долгие четыре года, в течение которых были применены новые формы межгосударственной борьбы. Фактически эта индустриальная война ознаменовала изменение в содержании исторического процесса, то есть с нее и началась эпоха, именуемая XX веком. Оказалось, что эта война за передел мира будет вестись в различных формах все столетие. Как символ непрерывности будущих потрясений надо рассматривать письмо американского посла в Лондоне Пейджа президенту США в связи с началом войны. Он писал, что «вся Европа (в той мере, в какой выживет) обанкротится, а мы станем безмерно сильнее финансово и политически».

И разве не прав оказался американский посол? Зато другие были не столь прозорливы.

В сентябре 1914 года канцлер Бетман-Гольвег назвал цели Германии в войне: создание «Срединной Европы» под эгидой Германии, объединение стран германского блока в банковский и таможенный союз с Италией, Швейцарией, Бельгией, Голландией, балканскими государствами. Реализация этих задач предполагала создание общих вооруженных сил. Россию следовало отодвинуть от немецких границ, она должна вернуться к допетровским границам и от нее должны быть отчленены территории, населенные национальными меньшинствами. В 1914—1916 годах под эгидой Германии создавались многочисленные национальные бюро и комитеты. Был выработан план «Лига нерусских народов России», стимулировались центробежные тенденции и «революционизирование» России. Через Лигу оплачивалась работа некоторых журналистов стран Антанты, публиковавших выгодные для Германии статьи о России.

Планы России выглядели так. Овладение Проливами, контроль над Константинополем; присоединение турецкой Армении и Курдистана; присоединение немецкой и австрийской частей Польши и создание автономного польского государства в границах Российской империи. Великобритания и Франция должны доминировать на Западе, Россия — в Восточной Европе, а между ними — урезанная, ослабленная Германия. Российское руководство объявило, что не намерено проводить против нее внутренних подрывных действий. Австро-Венгрия теряла Боснию, Герцеговину, Далмацию и Северную Албанию, которые должны были присоединиться к Сербии. Болгария должна была получить часть Македонии. Греция и Италия — разделить Южную Албанию. Англия, Франция и Япония — разделить германские колонии. Чехия должна была стать независимой. (Как видим, обе стратегии впоследствии были осуществлены — одна в постсоветский период, другая — в советский.)

Николай II говорил: «Главное — уничтожение германского кошмара… в котором Германия держит нас уже более сорока лет. Нужно отнять у германского народа всякую возможность реванша».

Это был колоссальный геополитический план, требующий огромных перенапряжений и жертв. Было ли к ним готово население? Насколько он отвечал первоочередным задачам государственного развития? Не могла ли Россия после его реализации стать объектом конкуренции со стороны союзников, как это было перед Русско-японской войной?

Киссинджер подсчитал: «В 1849 году Россия в самом широком плане считалась сильнейшей страной Европы. Через семьдесят лет произошла гибель династии, и страна временно выбыла из числа великих держав. В промежутке между 1848 и 1914 годами Россия была вовлечена в полудюжину войн (колониальные не в счет). Таким не могла похвастаться ни одна великая держава. В каждом из этих конфликтов, за исключением интервенции в Венгрию в 1849 году, финансово-политические потери России намного превышали ожидаемые выгоды…»

Продолжение этой политики, как заметил Киссинджер, было роковым и для Советского Союза, руководители которого, как в свое время и Николай II, забыли предостережение канцлера Горчакова, что для России «расширение территории есть расширение слабости».

Вообще в нашей реконструкции судьбы Громыко свое особое место — у Киссинджера. Несмотря на понятное для американского мемуариста стремление порой присочинить, чтобы постфактум казаться прозорливее, это серьезный политик, которого Андрей Андреевич уважал. Его мемуары — зеркало, отражающее многие мировые катаклизмы, в котором часто вдруг мелькнет, например, среди рассуждений о природе Первой мировой войны хотя бы вот такое умозаключение: «Советскому Союзу было бы гораздо лучше оставаться в пределах границ, сложившихся после Второй мировой войны, а с другими странами установить отношения так называемой “спутниковой орбиты”, наподобие тех, которые он поддерживал с Финляндией».

Подобным методом совмещения времен и проблем пользовался и наш герой. Правда, данное высказывание Киссинджера, как мы увидим в дальнейшем, не вполне объективно: Советский Союз пытался, но ему не дали провести политику «финляндизации».

В начале Первой мировой войны англичане гарантировали России овладение Проливами, хотя не собирались выполнять это соглашение. (Точно так же они поступили и после Второй мировой войны, можно сказать, уже на глазах Громыко.)

Союзники были далеко не в восторге от российских планов закрепления в Средиземноморье. Поэтому сильнейший английский флот вдруг беспрепятственно пропустил в Черное море два германских крейсера «Гебен» и «Бреслау», которые, присоединившись к турецкому флоту, значительно увеличили мощь последнего и сделали его сильнее русского Черноморского флота. Таким образом, стала нереализуемой вековая мечта царского правительства овладеть столицей «Второго Рима». Россию лишали главного военного приза и оставляли ей все тяготы и жертвы как основного сухопутного оппонента германских армий. Министр иностранных дел Великобритании Э. Грей признавал: «Английская политика всегда преследовала цель не допустить Россию к Константинополю и Проливам; мы боролись за это в Крымской войне… и это было основным направлением нашей политики под руководством Биконсфильда. В настоящее время Англия намерена захватить Константинополь с тем, чтобы, когда Англия и Франция с помощью России выиграют войну, Россия при наступлении мира не получила бы Константинополь».