Клеопатра, или Неподражаемая - Ирэн Фрэн

Приготовления. Царица очень торопится, но не показывает этого. Прогуливаясь от дворца до верфей, она еле сдерживает свое лихорадочное нетерпение, жажду действовать; ее фантазии становятся все более конкретными, воображение все более изобретательным по мере того, как проходят недели. Она одержима одной идеей: ослепить римлянина. Дать ему увидеть то, чего он никогда не забудет.

Она начинает с заурядных вещей: в старой родовой сокровищнице выбирает драгоценную посуду, шелковые ткани, считает мешки, набитые монетами. Римлянин, она это знает, давно не платил жалованье своим солдатам. Деньги обрадуют его даже больше, чем золотая и серебряная утварь.

Потом переходит к самому трудному: продумывает мизансцену свидания, которое он имел наглость ей назначить — ей, никогда не подчинявшейся никому, кроме Цезаря (да и его, Цезаря, главенство она признала лишь потому, что сама этого захотела). Однако сейчас ей придется согласиться: Антоний упорно вызывает ее к себе и не отступится от своего решения; он желает, чтобы Египет явился к нему на поклон, и нет ни малейшего шанса на то, что он сам пожалует в Александрию.

А ведь он властвует лишь над половиной мира, да и то только в силу человеческих законов, законов войны и законов Рима, которые по сути своей ничтожны, тогда как она, Клеопатра, — царица по божественному праву; она унаследовала свою власть от фараонов, правивших этой страной с незапамятных времен, еще с той эпохи, когда предки Антония жили, словно нищие, в жалких хибарах. Но, так или иначе, она явится на свидание, которое Антоний ей назначил. И тогда этот римлянин осознает всю меру своей глупости: Египет никогда не нуждался в том, чтобы увидеть что бы то ни было в чужих краях, — напротив, другие приходят, чтобы увидеть Египет. И даже если Египет сдвинется с места, все равно он не станет глазеть по сторонам, а все вокруг будут с изумлением пялиться на него.

Поэтому царица готовит свою мизансцену с такой же тщательностью, с какой разрабатывала бы план сражения или убийства. Этот спектакль будет задуман и осуществлен, как задумывают и осуществляют преступление. Она не может себе позволить ни малейшей ошибки. Картина должна быть совершенной. Должна быть моментом чистой красоты, который останется в памяти людей. Останется не на несколько месяцев — на века. И будет в буквальном смысле неподражаемым.

Да, такая игра — в ее духе. Но неослабное внимание, с каким Клеопатра занимается своими приготовлениями, богатство фантазии, которое она в них вкладывает, отчасти объясняются и ее возрастом: прошли те времена, когда она могла отдать свою судьбу на волю слепого случая, выскочив из пакета с грязным бельем, брошенного к ногам самого могущественного человека в мире. Еще каких-нибудь четыре или пять лет, и она достигнет рубежа, на котором умер Александр, — ей исполнится тридцать три. Мудрость веков гласит, что это идеальный срок для окончания человеческого бытия, момент, когда смертные, исчерпав свою молодость, могут без сожаления оставить землю. Именно в этот момент человек впервые осознает быстротечность своего существования и судьба начинает вести безжалостный счет всему, чем он так дорожит, — времени, красоте, здоровью, воле к жизни. Единственное средство хоть как-то уменьшить чудовищный ростовщический процент, который взимают годы, — умение самому все рассчитывать; и профессионализм.

А значит, она больше не может позволить себе никаких случайностей. Должна бросить вызов судьбе, отрицая ее неизбежность. Должна предусмотреть все, даже самые мельчайшие детали, чтобы быть уверенной в своей победе. И тогда будет видно, кто окажется сильнее — римский солдат или владычица самой древней в мире монархии.

Будет видно: эти слова беспрестанно крутятся у нее в голове, за неимением лучших. Царица, так прекрасно владеющая речью, эта гречанка, которая знает все риторические приемы и обыгрывает возможности своего голоса как музыкант, подчеркивающий мелодические достоинства цитры, решила, что ее битва с Антонием произойдет в полном молчании. Если воспользоваться словами Цезаря по поводу войны с Босфорским царством, то, слегка их переиначив, можно сказать, что она придет, покажет себя, и Антоний увидит. Он просто застынет на месте с разинутым от удивления ртом. И мгновенно, не услышав и не проронив ни единого слова, поймет, что это такое — Египет, женщина-фараон, династия Лагидов, наследие Александра.

Дело в том, что на рандеву, навязанное ей римлянином, Клеопатра решает прибыть так, как подобает царице моря, дочери Александрии, владычице bojîh и ветров, перед которыми сыновья Волчицы с древних времен и по сию пору испытывают страх. И она приказывает, чтобы на ее верфях в кратчайший срок построили роскошный корабль, который сможет беспрепятственно пересечь море и затем подняться вверх по течению реки до назначенного Антонием места встречи: до города Тарса, расположенного там, где почти прямая (в Иудее и Сирии) линия средиземноморского побережья вдруг резко ломается под прямым углом и уходит в сторону Эгеиды.