Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Согласно воспоминаниям советского разведчика Павла Судоплатова, во время работы с Ферми Понтекорво вошел в контакт с советской разведкой, и именно через Понтекорво Ферми впоследствии передавал ученым секретные сведения о разработке атомного оружия.

С годами Бруно начал понимать разницу между идеалистическими ценностями коммунистической утопии и жестокой практикой советской реальности. Можно только догадываться, какие душевные муки он претерпевал, постепенно осознавая ошибочность своего мировоззрения. Но с мечтой о справедливости он не расстался и говорил в последние годы жизни: “Социализм потерпел неудачу, но требование справедливости в мире остается”.

Вспоминается история, имевшая место в Пицунде в Доме творчества писателей, где мы встретились с Бруно и Родам, предварительно договорившись о поездке. В один из вечеров, отмечая какой-то праздник, мы сидели в ресторане вместе с ними и еще одной замечательной супружеской парой – кинорежиссером Сергеем Герасимовым и его женой, киноактрисой-красавицей Тамарой Макаровой. Был дивный южный вечер, играл оркестр, мы пили шампанское и время от времени танцевали.

Бруно был в хорошем настроении, шутил и показывал фокус, требуя, чтобы мы дали ему научное объяснение. Он бросал кусочек шоколада в бокал с шампанским, наблюдал за ним по-научному внимательно и при этом загадочно улыбался. Шоколад тонул, достигал дна, а затем, облепленный пузырьками, поднимался на поверхность, снова тонул и опять поднимался.

Бруно называл это“ эффектом Понтекорво”. Родам смотрела довольно равнодушно, быть может, потому, что видела эксперимент не впервые. С суровым выражением лица она помешивала пучком зелени в своем бокале шампанского, заставляя пузырьки всплывать на поверхность, и с сильным грузинским акцентом говорила:

– Половина Грузии занимается тем, что вгоняет пузырьки в шампанское, а вторая половина тем, что выгоняет их обратно!

Сергей Аполлинариевич пригласил танцевать Беллу, и после того, как они вернулись, Бруно встал и тоже пригласил Беллу. И вдруг она притворно строго ответила:

– С коммунистами не танцую!

Я прекрасно понимал, что это была бравада, игра, кокетство, и вместе с тем видел, что Беллу раздражала наивность Бруно, ей хотелось подтолкнуть его на ироническое, а не на восторженное восприятие нашей отечественной реальности. Но для Бруно это был шок. Он видел, что Белла с ним играет, и в то же время ему было обидно участвовать в такой игре. Тем более, все знали, что Сергей Герасимов тоже был коммунистом, но ему-то это сходило с рук.

Белла ушла танцевать с кем-то другим, а Бруно сидел грустный, растерянный и подавленный. На следующее утро Родам рассказала, что Бруно проплакал всю ночь и не вышел к завтраку.

Бродя по улицам итальянских городов, я часто вспоминал Бруно и радовался тому, что он после долгого пребывания в России все-таки встретился со своей Италией и пожил какое-то время там – у себя на родине. Однажды в Риме я попал на кладбище Testaccio – уникальный заповедный уголок Вечного города. Закрытое, но не заброшенное кладбище хранит память не только об итальянцах, но и о многих замечательных людях, чьи судьбы связаны с Италией, в том числе и о русских, умерших в Риме и здесь похороненных.

И вдруг я наткнулся на мраморную плиту, где были выбиты слова: BRUNO PONTEKORVO 1913–1993. Я был очень взволнован, в то время я еще не знал, что Бруно завещал разделить свой прах между Италией и Россией. Так он и похоронен: в России – в Дубне, и в Италии – в Риме.