Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - Вадим Гольцев

«…он заключён в Урумчинскую тюрьму, где и содержится уже 20 месяцев, — писал Денисов. — Прошу принять всё зависящие от Вас меры, оповестить об этом деле правительство Югославии и через него сообщить генералу Врангелю. Все мы будем Вашими неоплатными должниками, и, если понадобится наша помощь в борьбе за идею славянства и в борьбе с большевиками, мы всегда к Вашим услугам.

Начальник штаба атамана Анненкова Денисов»^[297].

Одновременно Денисов обращался и к бывшим подчинённым Анненкова — начальнику медицинской части, ставшему главой эмигрантского общества «Богоявленское братство», полковнику Казакову, к бывшему анненковскому офицеру, ставшему в Китае доверенным английской фирмы Кукуранову, и другим лицам, но всё было тщетно.

— В тюрьме сидели ещё полковник Савин, есаул Шишкин и войсковой старшина Остроухов, все колчаковцы, — говорит Анненков. — За них хлопотали иностранцы, и их освободили. За меня иностранцы не хлопотали, так как я отрицательно относился к ним в Гражданскую войну и в своей армии представителей иностранных миссий не имел.

…Чтобы ослабить меня морально и физически, китайцы посоветовали мне курить опий, говоря, что это может ускорить моё освобождение. И только потому, что я курил опиум, я просидел только три года, вместо определённых мне десяти, — полагает он.

Однако помогли ему всё-таки иностранцы.

Обращение Денисова к представителям иностранных государств для вызволения Анненкова из тюрьмы было его гениальной находкой. Если бы не эти обращения, Анненков сгинул бы в китайском застенке или бы вышел из него инвалидом-наркоманом. Обращения Денисова пробудили интерес к личности совершенно неизвестного в широких международных кругах Анненкова, и вот по каким причинам.

Генеральные штабы и разведки ведущих империалистических государств продолжали вынашивать и разрабатывать планы очередных походов на Советскую Россию, отводя в них первую ударную роль белой эмиграции, которая, однако, к тому времени начала деградировать. Часть её, в основном интеллигенция, инженеры и техники, устремилась в коммерцию и на службу, другая, убедившись в бесперспективности борьбы с советской властью и не веря в её успех, выходила из белоэмигрантских обществ и союзов и даже возвращалась в СССР. Однако убеждённые враги большевизма составляли ещё значительную силу, но эта сила от безделья спивалась, деклассировалась, криминализировалась. Нужно было срочно спасать положение, остановить распад белой эмиграции, восстановить её боевой дух и создать из неё воинские формирования. Взоры руководителей иностранных спецслужб и вождей русской эмиграции обратились на Китай. Здесь еле сводила концы с концами самая многочисленная (более 300 тысяч) эмиграция, большинство которой было военизировано. По сравнению с западной, эта эмиграция была более сплочена, проживала компактно и непосредственно у границ Советского Союза.

Парижский центр белой эмиграции и его иностранные опекуны лихорадочно ищут кандидата в военачальники, способного сплотить белоэмигрантов и сформировать боеспособную силу, которая вначале поможет китайским милитаристам подавить революционное движение в стране, а затем, вместе с японцами, вторгнется в СССР. Кандидатуры Семёнова, Меркулова, Шильникова, Глебова и других забайкальских и дальневосточных атаманов были сразу же отвергнуты как скомпрометировавшие себя бездарностью, грабежами и насилиями над местным населением в годы Гражданской войны, пьянством, мошенничеством, развратом — в период эмиграции. И тут подвернулся Анненков!

П.Н. Краснов вспоминает: однажды вечером в Шуаньи Великий князь Николай Николаевич^[298] спросил меня: