Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

— Упорно дерется, нередко до последнего патрона, — ответил Чуйков, вертя в руках кусочек сахара. — Вчера дивизия Соколова вышла на западную окраину поселка Красный Октябрь и окружила сильный опорный пункт фашистов.

— Предложите им капитулировать, чтобы не проливать лишней крови.

— Мы начали переговоры на эту тему.

— Ну и что?

— Гитлеровцы попросили у наших солдат хлеба.

— Надо было поделиться.

— Мы так и сделали — передали им пять буханок хлеба.

— А они что?

— Видимо, подкрепились и снова начали стрелять, — сказал Чуйков. — После этого командир дивизии связался с артиллеристами, те выкатили несколько орудий и прямой наводкой в упор разнесли этот опорный пункт. Когда он был взят, оказалось, что гарнизон состоял из отчаянных головорезов. На груди у каждого были высокие гитлеровские награды.

— Правильно сделали, Василий Иванович, — сказал Рокоссовский на прощание. — Держись, дорогой, держись. Расстояние до встречи уменьшается с каждым часом.

Под утро командарм покинул дивизию Батюка и вновь направился на КП армии. На рассвете 26 января Чуйков видел в стереотрубу, как гитлеровцы метались в панике — садились в машины, спрыгивали с них, вновь садились. Вдруг показались люди в красноармейской форме и появились наши тяжелые танки. Это гвардейцы дивизии Родимцева и других соединений бежали навстречу друг другу с красным флагом. Метались фигуры людей, прыгавших и кричавших от радости.

Капитан Гущин и рядовой Николай Михайлов передали представителям армии Батова знамя, на полотнище которого было написано: «В знак встречи 26.1.1943 года». Это долгожданное братание состоялось в 9 часов 20 минут.

У Мамаева кургана вскоре встретились представители подразделений армий Чуйкова, Батова и Чистякова.

Днем с Чуйковым связался командующий фронтом.

— Василий Иванович, я поздравляю тебя с этой знаменательной встречей. Ты шел к ней дни и ночи на протяжении всей Сталинградской битвы. — Чувствовалось, что у Рокоссовского превосходное настроение.

— Спасибо, товарищ командующий фронтом, спасибо, — говорил видавший виды воин, генерал Чуйков, слезы радости и гордости за содеянное сверкали у него в глазах под темными и насупленными бровями. Вечером 30 января командарм Чуйков опрашивал в своей землянке, теперь уже просторной и светлой, похожей на жилую комнату, пленных немецких генералов. Видя, что они голодны и нервничают, Чуйков распорядился принести чай и закуску. Все они были одеты в парадную форму и были при орденах. Генерал Отто Корфес, взяв дрожащими руками стакан чаю и бутерброд, спросил:

— Что это, пропаганда?

— Если генерал считает, что эти чай и закуска содержат пропаганду, — сказал Чуйков, — то мы не будем настаивать на принятии этой пропагандистской пищи.

Эта реплика несколько оживила пленных, и разговор продолжался более часа. Больше других говорил генерал Корфес, а генералы Пфеффер и Зейдлиц отмалчивались, заявив, что в политических вопросах они не разбираются.

Генерал Корфес развивал мысль о том, что современное положение Германии имеет много общего с положением, в котором она оказалась во времена Фридриха Великого[30]и Бисмарка[31].

Генералы Пфеффер и Зейдлиц, произнося время от времени «Яволь» и «Найн», плакали. В конце концов, немного освоившись, генерал-лейтенант Зейдлиц-Курцбах, подняв глаза на Чуйкова, спросил:

— Командующий Донским фронтом генерал Рокоссовский и командующий армией под Москвой — одно и то же лицо?

— Да, одно и то же, — ответил Чуйков, усмехнувшись. — Вы наверняка его хорошо запомнили?

Немецкие генералы, не сговариваясь, загалдели:

— Яволь!.. Яволь!.. Яволь!..

После некоторого молчания генерал Пфеффер спросил:

— Где находились вы и ваш штаб, господин генерал, во время боев за город 19 ноября?

— Мой командный пункт и штаб армии находились все время в городе, на правом берегу Волги, — пояснил Чуйков. — Последнее место командного пункта и штаба было здесь, на этом месте.

Генерал Пфеффер, кивнув головой, произнес:

— Жаль, что мы не верили своей разведке. Мы бы вас вместе со штабом могли стереть с лица земли.

— А вот об этом вы могли бы и не говорить, — улыбнулся Чуйков. — Хотя бы ради приличия.

Генералы, переглянувшись, промолчали. После допроса их направили в штаб фронта.

7

Войска Донского фронта рассекли окруженную группировку немцев пополам. Паулюс сообщил в ставку Гитлера: «Катастрофа неизбежна. Для спасения еще оставшихся в живых людей прошу немедленно дать разрешение на капитуляцию». На следующий день он получил ответ. «Запрещаю капитуляцию! — радировал Гитлер. — Армия должна удерживать свои позиции до последнего человека и до последнего патрона».

Шестая армия была гордостью фюрера. Ее дивизии формировались из «чистокровных арийцев», зачастую исключительно из молодежи в возрасте от 20 до 27 лет.

Командующий 6-й армией генерал-полковник Фридрих Паулюс сидел за столом в своем КП в подвале сталинградского универмага и тупо смотрел на карту Европы, вспоминая свою головокружительную карьеру во время службы в рейхсвере и вермахте. Это он, Фридрих Паулюс, будучи первым обер-квартирмейстером[32], являлся одним из главных участников разработки плана нападения Германии на Россию. И вот что теперь из этого получилось. Его прославленные войска непобедимой 6-й армии разбиты и агонизируют. Он достал из кобуры пистолет и безумными глазами уставился в его черное отверстие, но, ощутив дрожь во всем теле, положил его в стол. Ведь ему исполнилось только 52 года. Он только что отметил свой день рождения с начальником штаба армии. «Рано, рано уходить из жизни», — подумал он.

Наверху сотрясали землю разрывы снарядов. От каждого такого взрыва заходилось сердце, стучало в висках. Высокий, худой, с осунувшимся не по годам лицом, поседевший за несколько дней штурма, он напоминал человека, который выброшен на необитаемый остров после жестокого кораблекрушения и обречен на гибель.

Опустив седую голову, он ходил по ковру, курил одну сигарету за другой и, словно перед кончиной, вспоминал свою жизнь. Исполнилось 33 года, как он служил в германской армии. Первую мировую войну начинал строевым офицером. После поражения немецкой армии в 1918 году он не ушел, как другие, в отставку, а продолжал служить. Как хорошо складывалась его жизнь, когда Гитлер пришел к власти. Он сразу же стал начальником штаба армии, которой командовал сам генерал-фельдмаршал Рейхенау[33]. С этой армией осенью 1939 года он прошел Польшу, а в 1940 году громил Францию.