Всему своё время - Валерий Дмитриевич Поволяев

Вот и все, вот и показал Сомов самого себя. Корнеев медленно поднялся: завтрак окончен.

– Приятного аппетита! – пожелал он Сомову. Все-таки Сомов не знает меры. Есть вещи, которые нельзя себе позволить. Повернулся к Валентине: – Ты готова?

Та отставила чашку с недопитым кофе.

– Да.

Они ушли, провожаемые насмешливым взглядом Сомова.

– Вот деятель! Человек с рыбьей фамилией, и этим все сказано.

Пошел снег, машины замедлили бег, пешеходы подняли воротники, Корнеев тоже поднял его.

– Даже поесть как следует не дал.

– Зря ты на него взъелся, – заступилась за Сомова Валентина, – нормальный человек. Колючий, правда, но это детали. Если его обработать, постричь, побрить, одеколоном сбрызнуть – сойдет за милую душу.

Они расстались: Корнееву надо было идти на заседание государственной комиссии.

Первым, к корнеевскому удивлению, впрочем, не только его, попросил слово Сомов. В последнее время он редко выступал – языка своего, видно, опасался, резкости, – чаще молчал, наматывая услышанное на ус, а тут его словно бы отпустило – «солдат не в ногу» поднялся и скрипучим коростелиным голосом попросил разрешения выступить.

Председатель госкомиссии кивнул: пожалуйста! Корнеев подумал: сейчас будет мозги вправлять, топтать ногами. «Не к добру он за столик подсаживался, хотел узнать, чем дышу, чего стою на этом свете, какими фактами располагаю. Тьфу!»

– Я хочу поддержать точку зрения Корнеева и возразить профессору Татищеву, – пробил Сомов тишину зала своим размеренным голосом. У Татищева густые клочья волос, венчающие вершину темени, вздыбились, профессор ощетинился. – Никакой страны Тоболии не существует, это миф.

– Вы понимаете, что говорите? – не выдержал Татищев.

– Понимаю, – наклонил голову Сомов и продолжил: – Возьмем, например, промах у горы Соловей. Разве это не убедительное свидетельство того, что подземный континент отсутствует? И наличие нефти определяют совершенно другие вещи. Тоболия – это, если хотите, сон, коли профессор Татищев не желает считать его мифом, – Сомов сделал движение в сторону Татищева. – Об этом говорят, кстати, керны, взятые на других скважинах. В Кузбассе, на Алтае, на реке Минусе.

Сомов сгреб в руку мел, лежащий на столике, быстрыми, точными движениями нарисовал на доске схему, начертил несколько геологических слоев, обозначил каждый из них.

– Вот, взгляните, – он постучал мелом по доске. – Это схема Минусинской котловины. Много камня, много глины, много ненефтеносных пород. Откуда здесь может быть нефть? Что же касается Западной Сибири, то, несмотря на неудачи, поиск, по-моему, надо продолжать. Нефть здесь есть. Есть, хотя в современных учебниках и написано: «Сибирское Зауралье на нефть и газ бесперспективно». Вот одно свидетельство, – Сомов порылся в кармане своего неглаженного, мешком сидевшего на нем пиджака, достал какую-то скомканную бумажку, развернул. – В тысяча девятьсот тридцать втором году техник-керамик Косолапов отправил в Комсеверопуть докладную записку, в которой отмечал некоторые свои наблюдения. В частности, он написал, – Сомов поднес бумажку к глазам: – «У селения Юган каждые пять – пятнадцать минут со дна реки выбрасывается клубок темной жидкости, принимающий в первые мгновения форму выпуклого кверху полушария, затем расплывающегося по поверхности». Это нефть, товарищи, нефть, – Сомов повысил голос, потряс бумажкой, будто мятый клочок был серьезным вещественным доказательством. – И очень высокого качества. Косолапов опросил стариков, те подтвердили, что выбросы горючие, не уступают керосину. Нефть эту собирают, растапливают ею печи, заливают в керосиновые лампы.

– Покажите хотя бы стакан этого керосина, – подал голос профессор Татищев, – и мы поверим, что нефть есть в Западной Сибири.

– Нефть есть в Западной Сибири, она уже найдена, и вы это прекрасно знаете. На реке Шальне. И не стакан можно показать, а, если хотите, даже цистерну, – не меняя размеренного своего коростелиного тона и даже не поворачивая головы в сторону Татищева, ответил Сомов. – Извините за резкость. Шальновское месторождение – красноречивое и весомое тому доказательство. От Шальны до Югана – добрых восемьсот километров, не меньше. Вот здесь нефть и надо искать, здесь она залегает. Юган и Шальна – это крайние, полярные точки, граница нефтяного региона. Малыгино, интересы которого защищает Корнеев, в самом центре этого региона.

Иногда мы злимся на человека, нам не нравятся его неприятная внешность, неловкие манеры и необычная речь, но потом вдруг случается, что это неприятие идет на спад, и мы чувствуем уже вину перед человеком, которого – надо же! – еще вчера терпеть не могли, он уже не кажется неловким и неудобным. Все это оттого, что возведен некий психологический мостик, наступила пора взаимопонимания – и бывшие недруги становятся друзьями. Хотя не навсегда – лишь на некоторое время, чтобы снова сделаться недругами. Выступил Сомов в защиту Малыгина и зауральской нефти, – и… Корнеев протер пальцами глаза, помассировал виски, ощущая, как едва приметно бьются там плоские легкие жилки, невольно расчувствовался.

– Поиск нужно сосредоточить на малых участках, имеющих благоприятную геологическую структуру, – заканчивал тем временем свое выступление Сомов, – надо бросить туда всю технику, все буровые бригады, а не изымать их… И результаты, они будут, обязательно будут.

– Очень хорошо – кинуть иголку в стог сена и заняться ее поисками, отл-личная идея! – подал голос Татищев. – Вы знаете, сколько стоит один метр пробуренной скважины? А во сколько обходится переброска буровой вышки с одного места на другое? В ней ведь не два килограмма веса, и не три, и не десять… Суммируйте все это и задумайтесь: во что обойдется ваше предложение. Я бы лично тысячу раз отмерил и один раз отрезал, прежде чем замахиваться на такие деньги.

Красное, дубленное всеми ветрами и морозами лицо Сомова покраснело еще больше, пошло темными пятнами, каленым сделалось. Сомов жестко сощурил глаза, не давая разгораться костру, вспыхнувшему было в них, – перепалка все равно бы ни к чему не привела, – проговорил размеренно и скучно:

– Я отдаю себе отчет в сказанном. И считаю предложение разумным.

Следующим выступил начальник геологического отдела, прибывший из Татарии, Козин – сухой подвижный старик, крючконосый, с быстрым взглядом, обозвал Сомова «человеком в коротких штанишках» и, поддерживая профессора Татищева, стал отвергать сомовские предложения. Козин был сторонником Тоболии, считал, что такой континент есть, существует, и если продолжать там поиски, то эта подземная страна обязательно вознаградит нас нефтью.

Обернувшись, Корнеев встретился глазами с Сомовым, кивком поблагодарил его. Подумал: «Был Сомов «солдатом не в ногу», стал «человеком в коротких штанишках». Каждый день жизнь приносит что-нибудь новое, даже новую кличку, – и повернулся к выступающему. Козин, будто взлетающая птица, взмахивал руками, остро поблескивал глазами. – А старикан-то, старикан, красиво воздух сотрясает».

В перерыве к Корнееву, как и в прошлый раз, подошел профессор Татищев, придавил тяжелой ладонью растительность, венчающую его темя, навис над ним грузной