Игра в прятки - Лора Джонс

осеняет, и сердце подпрыгивает, окрыленное надеждой. Родители мадам! Пускай Жозефа здесь нет, но уж они‑то обязательно подтвердят, что моя сестра не та, за кого все ее принимают. Здесь суд – они должны это сделать!

Двуличие

Лара

Мой слух попеременно обостряется и притупляется, как лезвие, и шум толпы, подобно волнам, то нарастает, то затихает, хотя с каждой минутой звучит все глуше и отдаленнее. Я наблюдаю за сестрой, стоящей среди зрителей. Она бледна, истощена и мрачна.

Неужели прошло меньше суток с тех пор, как в промозглых недрах Консьержери у меня забрали из рук спеленатое, беспомощное крошечное создание? Я словно заново переживаю щемящую, невыносимую боль, которую ощутила, когда Софи уносила его. Из моей груди под корсетом сочится молоко, и я прикрываюсь руками, пытаясь это скрыть.

Вдруг я вспоминаю про письмо, переданное мне тетушкой за день до того, как мы с мадам отправились в ту поездку. Оно до сих пор лежит в потайном кармане моей юбки, и его содержимое остается для меня загадкой.

Лицо Софи освещается надеждой, когда мать и отец мадам входят в зал суда. Я видела их несколько раз, но сейчас они выглядят совсем иначе. Маркиз без парика, остатки волос на его голове совсем белы и коротко острижены. На переносице у него чернеет пятно, из отвислых щек будто выпустили весь воздух. Маркиза тоже без парика, что придает ей сходство с грязным блюдом из-под съеденного самой же мадам десерта, изначально увенчанного мороженым. Лиф ее платья измаран, она промокает уголки глаз подушечкой безымянного пальца.

– Маркиз, – говорит прокурор. – Нам нужно выяснить один вопрос. Осмотритесь и скажите мне… видите ли вы в этом помещении свою дочь Ортанс?

Я задерживаю дыхание. Маркиз явно удивлен вопросом, однако его жена, услышав слова прокурора, тотчас перестает хныкать. Она нерешительно озирается, ее зеленые глаза сперва равнодушно скользят по мне, но затем впиваются в мое лицо.

Маркиз же пристально смотрит на прокурора, точно тот задал вопрос с подвохом.

– Ну? – рявкает судья. – Вопрос совсем простой. Видите вы тут свою дочь или нет?

Толпа затихает, маркиз громко сглатывает.

– Нет, – говорит он, – нет, не вижу.

Я с силой выдыхаю, и у меня начинает рябить в глазах. В зале звучат потрясенные возгласы. Зрители подталкивают друг друга локтями и переговариваются:

– Не его дочь! Это не его дочь!

– Тихо! – кричит судья. – Это крайне неожиданно.

– Я спрошу еще раз, – перебивает его прокурор. – Маркиз, вы совершенно уверены в том, что говорите правду и не видите здесь своей дочери?

– Мсье, позвольте высказаться мне, – заговаривает маркиза, и в ее голосе звучит уверенность. – Мой муж первым готов признать, что зрение у него уже не то, что прежде. Наша дочь действительно находится здесь. Вот она! – И она указывает дрожащим пальцем на меня.

На галерее опять звучат удивленные и недоуменные охи и ахи.

– Лгунья! – кричит моя сестра. – Это неправда, она лжет! Ложь – вторая натура таких, как они!

– Держите себя в руках или уходите, мадемуазель! – строго предупреждает ее судья. – Был задан простой вопрос, маркиз. Эта женщина – ваша дочь или нет?

– Ну же, вы должны сказать правду, – подхватывает прокурор. – Сегодня у нас и без того полно работы.

Воцаряется тишина. Маркиз колеблется, он не в силах взглянуть на меня и встретиться со мной взглядом. Маркиза хватает мужа за запястье с голубыми прожилками и впивается в него ногтями. Наступает миг полного безмолвия, который длится целую вечность. Наконец маркиз произносит:

– Это наша дочь, – и опускает голову.

– Наша дочь! – восклицает маркиза. – О, ma petite, наша младшенькая! – Она снова начинает хныкать, и на сей раз, кажется, вполне искренне. Эта женщина солгала, чтобы спасти свое дитя, и я спрашиваю себя: разве я не поступила бы так же? Интересно, жалеет ли она меня, чувствует ли вообще хоть какую‑то вину.

– Оставайтесь там, – велит судья супругам. – Сейчас я займусь вами. А эта… – он переводит взгляд с меня на стражников, – …ВИНОВНА!

Не успеваю я опомниться, как чьи‑то руки хватают меня и выволакивают из зала суда. Полный отчаяния вопль сестры звенит в моих ушах.

Волк и ягненок

Софи

– Нет! – снова и снова кричу я. – Она лжет! Нет!

К Ларе тянется множество рук, ее утаскивают прочь, и толпа рядом с дверями полностью поглощает ее.

– Выведите ее отсюда, ради бога! – кричит кто‑то в зале суда.

Меня тоже хватают, и на мгновение я теряюсь: мне чудится, что мы с Ларой каким‑то образом поменялись местами и на эшафот вместо нее отправляют меня. «Ты это заслужила, – нашептывает мне внутренний голос, – ты знаешь, что заслужила».

Я изо всех сил сопротивляюсь. Я ведь могу сказать что‑нибудь еще, объяснить этим людям, насколько они ошибаются. Доказать невиновность сестры. Я брыкаюсь и вырываюсь, но стражники лишь сильнее держат меня и наконец выталкивают на улицу.

– Оставьте ее! – рявкает чей‑то голос – я уже слышала его раньше, но теперь он куда более грубый и громкий. Этот окрик вынуждает стражу, швырнув меня на землю, быстро ретироваться.

Гийом протягивает мне руку, я встаю и растерянно оглядываюсь, ожидая увидеть Жозефа. Но Гийом здесь один.

– Прости, Софи, – говорит он. – Но я нигде не сумел найти мсье Оберста. Искал его повсюду. В доме Гюйо его не оказалось. Там о нем ничего не слыхали со вчерашнего вечера.

У меня пересыхает во рту. Действительно ли я видела Жозефа на площади перед судом, или это был обман зрения и я выдала желаемое за действительное, нарисовав эту картину в собственном воображении? Теперь я не знаю, что сказать, что сделать. Все пропало.

– Мне так жаль.

Мы с Гийомом стоим на ступенях дворца, онемевшие и беспомощные; толпящиеся вокруг люди пихают и толкают нас.

– Они называют это судом! – кричу я. – А это был фарс.

Внезапно у меня возникает непреодолимое желание увидеть Лару. Мне хочется еще раз обнять ее, ощутить тепло ее тела, полюбоваться ее спокойной улыбкой.

Неожиданно из-под одежды Гийома доносится какое‑то странное гуканье, и только тут я замечаю, что его кафтан оттопыривается спереди и самопроизвольно шевелится.

– Вот, – говорит он и показывает, что у него за пазухой. – Агата встретила меня на площади. Она решила, что малыш тебя немного утешит. Его уже покормили.

Я забираю ребенка из рук Гийома, укачиваю и успокаиваю его, ощущая, как тепло тщедушного тельца согревает мне грудь, точно крохотное солнышко.

– Спасибо тебе.

– Давай уедем отсюда, – предлагает Гийом спустя минуту. – Вернемся в Жуи и решим, что делать дальше. Не нужно