Двенадцать поэтов 1812 года - Дмитрий Шеваров

Икалось ли тебе, Давыдов, Когда шампанское я пил Различных вкусов, свойств и видов, Различных возрастов и сил, Когда в подвалах у Моэта Я жадно поминал тебя, Любя наездника-поэта, Да и шампанское любя? Здесь бьет Кастальский ключ, питая Небаснословною струей; Поэзия — здесь вещь ручная: Пять франков дай — и пей и пой! Моэт — вот сочинитель славный! Он пишет прямо набело, И стих его, живой и плавный, Ложится на душу светло. Живет он славой всенародной; Поэт доступный, всем с руки, Он переводится свободно На все живые языки. Недаром он стяжал известность И в школу все к нему спешат: Его текущую словесность Все поглощают нарасхват. Поэм в стеклянном переплете В его архивах миллион. Гомер! хоть ты в большом почете, — Что твой воспетый Илион? Когда тревожила нас младость И жажда ощущений жгла, Его поэма, наша радость, Настольной книгой нам была. Как много мы ночей бессонных, Забыв все тягости земли, Ночей прозрачных, благосклонных, С тобой над нею провели. Прочтешь поэму — и, бывало, Давай полдюжину поэм! Как ни читай, — кажись, всё мало… И зачитаешься совсем. В тех подземелиях гуляя, Я думой ожил в старине; Гляжу: биваком рать родная Расположилась в Эперне. Лихой казак, глазам и слуху, Предстал мне: песни и гульба! Пьют эпернейскую сивуху, Жалея только, что слаба. Люблю я русскую натуру: В бою он лев; пробьют отбой — Весельчаку и балагуру И враг всё тот же брат родной. Оставя боевую пику, Казак здесь мирно пировал, Но за Москву, французам в пику, Их погреба он осушал. Вином кипучим с гор французских Он поминал родимый Дон, И, чтоб не пить из рюмок узких, Пил прямо из бутылок он. Да и тебя я тут подметил, Мой бородинский бородач! Ты тут друзей давнишних встретил, И поцелуй твой был горяч. Дней прошлых свитки развернулись, Все поэтические сны В тебе проснулись, встрепенулись Из-за душевной глубины. Вот край, где радость льет обильно Виноточивая лоза; И из очей твоих умильно Скатилась пьяная слеза! 1838 г. «Так из чужбины отдаленной…» …Так из чужбины отдаленной Мой стих искал тебя, Денис! А уж тебя ждал неизменный Не виноград, а кипарис. На мой привет отчизне милой Ответом скорбный голос был, Что свежей братскою могилой Дополнен ряд моих могил. Искал я друга в день возврата, Но грустен был возврата день! И собутыльника и брата Одну я с грустью обнял тень. Остыл поэта светлый кубок, Остыл и партизанский меч; Средь благовонных чаш и трубок Уж не кипит живая речь. С нее не сыплются, как звезды, Огни и вспышки острых слов, И речь наездника — наезды Не совершает на глупцов. Струей не льется вечно новой Бивачных повестей рассказ Про льды Финляндии суровой, Про огнедышащий Кавказ, Про год, запечатленный кровью, Когда, под заревом Кремля, Пылая местью и любовью, Восстала русская земля. Когда, принесши безусловно Все жертвы на алтарь родной, Единодушно, поголовно Народ пошел на смертный бой. Под твой рассказ народной были, Животрепещущий рассказ, Из гроба тени выходили, И блеск их ослеплял наш глаз. Багратион — Ахилл душою, Кутузов — мудрый Одиссей, Сеславин, Кульнев — простотою И доблестью муж древних дней! Богатыри эпохи сильной, Эпохи славной, вас уж нет! И вот сошел во мрак могильный Ваш сослуживец, ваш поэт! Смерть сокрушила славы наши, И смотрим мы с слезой тоски На опрокинутые чаши, На упраздненные венки. Зову, — молчит припев бывалый; Ищу тебя, — но дом твой пуст; Не встретит стих мой запоздалый Улыбки охладевших уст. Но песнь мою, души преданье О светлых, безвозвратных днях, Прими, Денис, как возлиянье На прах твой, сердцу милый прах! 1854 г. Друзьям Я пью за здоровье не многих, Не многих, но верных друзей, Друзей неуклончиво строгих В соблазнах изменчивых дней. Я пью за здоровье далеких, Далеких, но милых друзей, Друзей, как и я, одиноких Средь чуждых сердцам их людей. В мой кубок с вином льются слезы, Но сладок и чист их поток; Так, с алыми — черные розы Вплелись в мой застольный венок. Мой кубок за здравье не многих, Не многих, но верных друзей, Друзей неуклончиво строгих В соблазнах изменчивых дней; За здравье и ближних далеких, Далеких, но сердцу родных, И в память друзей одиноких, Почивших в могилах немых. 1862 г. Поминки Дельвиг, Пушкин, Баратынский, Русской музы близнецы, С бородою бородинской Завербованный в певцы, Ты, наездник, ты, гуляка, А подчас и Жомини, Сочетавший песнь бивака С песнью нежною Парни! Ты, Языков простодушный, Наш заволжский соловей, Безыскусственно послушный Тайной прихоти своей! Ваши дружеские тени Часто вьются надо мной, Ваших звучных песнопений Слышен мне напев родной; Ваши споры и беседы, Словно шли они вчера, И веселые обеды Вплоть до самого утра — Всё мне памятно и живо. Прикоснетесь вы меня, Словно вызовет огниво Искр потоки из кремня. Дни минувшие и речи, Уж замолкшие давно, В столкновеньи милой встречи Всё воспрянет заодно, — Дело пополам с бездельем, Труд степенный, неги лень, Смех и грусти за весельем Набегающая тень, Всё, чем жизни блеск наружный Соблазняет легкий ум, Всё, что в тишине досужной Пища тайных чувств и дум, Сходит всё благим наитьем В поздний сумрак на меня, И событьем за событьем Льется памяти струя. В их живой поток невольно Окунусь я глубоко, — Сладко мне, свежо и больно, Сердцу тяжко и легко. 1864 г. (?) «В воспоминаниях ищу я вдохновенья…» В воспоминаниях ищу я вдохновенья, Одною памятью живу я наизусть, И радости мои не чужды сожаленья, И мне отрадою моя бывает грусть. Жизнь мысли в нынешнем; а сердца жизнь в минувшем, Средь битвы я один из братьев уцелел: Кругом умолкнул бой, и на поле уснувшем Я занят набожно прибраньем братских тел. Хоть мертвые, но мне они живые братья: Их жизнь во мне, их дней я пасмурный закат, И ждут они, чтоб в их загробные объятья Припал их старый друг, их запоздавший брат. 1877 г. Приложение 2
КОНСТАНТИН БАТЮШКОВ: ПАРИЖСКИЕ ПИСЬМА[427]

Н. И. Гнедичу