Одиночество - Томодзи Абэ

Абэ Томодзи

Одиночество

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

W W W. S O Y U Z. RU

…Я выдаю вам секрет одного человека, но теперь уже ничего, можно об этом рассказать, – так начал мой приятель Н., молодой корреспондент одной газеты, и поведал мне следующую историю.

…Как вы знаете, я окончил университет С. по специальному отделению, работая в то же время шофером. Может поэтому показаться, что моя студенческая жизнь была обставлена всякими трудностями и лишениями, но это совсем не так. Это было еще во время полного отсутствия контроля над автомобилизмом. Достаточно было заставить себя хорошенько поработать с полдня, как с грехом пополам, но я уже мог остальное время посвящать университету. Нелегко было, правда, но в самой жизни этой было для такого ветрогона, как я, что-то невыразимо привлекательное, и оно-то и делало ее совсем не такой трудной, как это могло показаться со стороны.

Как бы вам выразить, в чем был вкус этой жизни, не могу найти подходящего слова. Пожалуй, впечатление какого-то потока. Все, что было в этом городе, утрачивало ясные очертания и просто текло в каком-то водовороте, на поверхности которого крутился и я.

Посмотришь этак на мир со стороны все в нем как будто устроено чинно, благородно, все на своем месте. А вот тому, кто, как я, и днем, и ночью носится по этому миру, вывороченному наизнанку, когда с него совлечены внешние покровы, он является совсем в ином свете. Со всеми этими важными и строгими чиновниками, благородными дамами, богачами, учеными, стоит им только опуститься на сиденье в такси, – происходит удивительная перемена. Ослабевает у них бдительность, что ли, уж я не знаю, но все они вдруг превращаются в самых обыкновенных людей и иногда говорят, и вытворяют такие вещи, что просто диву даешься.

Развозишь бывало эту бесконечную вереницу сменяющихся людей по всем направлениям: с востока на запад, с севера на юг, и мир начинает казаться сплошным потоком какой-то гущи, без конца и днем, и ночью стремящейся неизвестно куда. Какая-то головокружительная пляска привидений, где счастье тотчас же сменяется горем, здоровье смертью, бедность богатством, красота безобразием, старость и немощность полной сил молодостью, добро злом, мудрость глупостью. Нет ничего твердого, деленного, все течет, как вода: и здания на улицах, и дороги, и жизнь людей, их наполняющих. Да и не только мир, что отражается в нашем взоре, – мы сами ни на секунду не остаемся в покое, а все стремимся, летим куда-то, несомые потоком времени. От этого впечатление становится еще глубже, пропущенное сквозь двойную призму восприятия.

Среди компании шоферов есть группа особенно подвижная и текучая. Это те шоферы, которые не имеют постоянной службы, а записаны в «Общество шоферов» и живут доходами текущего дня. В Токио таких обществ имеется несколько. Желающие приходят туда с утра, располагаются скопом на циновках перед конторкой и ждут, когда их вызовут. Запросы поступают по телефону. Кому временно нужен шофер на грузовик, кому на собственную машину, кому на такси, кому на автомобиль-катафалк, кому в ассенизационный обоз, звонят отовсюду, где не хватает рук. Желающие платят в конторку положенный сбор и уходят, обеспеченные на день работой. Эти «общества шоферов» очень удобны для тех, кто желает погулять, пока есть деньги, либо для таких, как я, которые хотят работать в свободное от ученья время. Кто сделался их завсегдатаем, тому этот мир действительно кажется потоком, в котором человек кружится-кружится, пока не иссякнет весь газолин его жизни.

Как-то я сидел в университете на лекции по философии, слушал ее рассеянно, так как накануне до глубокой ночи гонял такси, нанятый в один гараж, а остаток, ночи проговорил с девушкой из газолинки. Как сейчас помню, лектор говорил с кафедры о Гераклите, который получил в Греции прозвание мрачного философа за свое учение, что все в мире течет и изменяется. Потом о буддизме, что пристрастие к вещам временным и преходящим считается в буддизме путем неправедным и ложным. Я слушал и думал: когда до конца почувствуешь, что все в мире текуче действительно какая-то щемящая тоска охватывает тебя, и ничего ты с ней не можешь поделать. Жаль только, что ни Гераклит, ни древние буддийские монахи не были шоферами.

Я не хочу сказать, что их тоска нам непонятна, нет, но шоферы не относятся к текучести мира созерцательно, а, попав сами в этот поток, стремглав несутся в нем, чувствуя, как одновременно ими овладевает приятный спортивный задор. И очень возможно, что по окончании университета я сделался газетным корреспондентом именно потому, что свыкся с этим чувством. Если проникнуться им еще больше, если постичь всю его прелесть, то не родится ли из него сознание свободы? Когда наблюдаешь, как в мире все течет, все изменяется, то наряду с тоской возникает и сознание свободы – вот какого утверждения я ждал в то утро от лектора.

Впрочем, довольно разводить автомобильную философию. Много ли пользы от разговоров о давно прошедших временах, когда даже не существовало никакого контроля над автомобилизмом. То, о чем я хочу вам рассказать, это история одного моего приятеля, Носэ Тацумару, с которым я сошелся, когда вел эту жизнь.

Я познакомился с Носэ в «Обществе шоферов», находившемся в переулке где-то на задах одного универсального магазина на Ситамачи. День нашей первой встречи удивительно сохранился у меня в памяти. Как сейчас помню, у меня только что закончился в университете второй семестр и наступили новогодние каникулы. Я решил использовать их, чтобы немного подработать, и направил свои стопы в «Общество шоферов», где не показывался уже довольно долгое время.

Было холодное утро, шел не то град, не то снег. В комнате для шоферов были развешаны по стенам лозунги: «Рвение и старание», «Остерегайтесь аварий», «Честность и справедливость».

Тут же висела литография с изображением генерала Ноги. Комната была небольшая площадью около десяти дзё. В ней, в полумраке, с самого утра уже сидели около двадцати человек шоферов и шумно разговаривали в ожидании выгодного найма. Многие меня знали в лицо. Некоторые, завидев меня приветствовали: «А-а, студент! Ну как экзамены?» За конторским столом у входа сидел колит мужчина лет под пятьдесят, худой, высокий, с бледным лицом. Перед ним всегда лежала развернутой какая-нибудь лубочная книжка, которую он читал со скучающим видом, ожидая телефонного звонка. Фактически всем делом заправляла