Собрание сочинений. Том 6. 2006–2009 - Юрий Михайлович Поляков

Ознакомительный фрагментумер на месте от обширного инфаркта. Позже выяснилось: приступы у него начались еще во время бракоразводного процесса, но он полагал, что сердце болит от разлуки с любимой. Вот как бывает…

– А Вета? – грустно спросил Кокотов.

– Она чуть не сошла с ума и поклялась, что не взглянет теперь ни на одного итальянца. И слово свое сдержала: через три месяца она записалась на курсы шведского языка, а через полтора года вышла замуж за шведа. И тот, поделив во время развода принадлежавшие ему бензоколонки, в силу природного нордического хладнокровия все-таки остался жив…

– М-да, – вздохнул Андрей Львович. – Влюбляются физические лица, а разводятся юридические…

– Неплохо сказано!

Некоторое время спутники ехали молча. По обочинам шоссе стояли селяне, продававшие дары сентября: букеты астр и гладиолусов, мелкие подмосковные яблоки и огромные продолговатые кабачки, похожие на макеты дирижаблей. Среди убого однообразных домишек вдруг взметывался какой-нибудь многобашенный замок – памятник эпохе первичного накопления.

– Андрей Львович, а на что вы, собственно говоря, живете? – спросил после продолжительного молчания Жарынин. – Только не врите, что на литературу! Все равно не поверю.

– Вы будете смеяться, Дмитрий Антонович, но я все-таки живу на литературу. Если, конечно, то, чем я занимаюсь, можно назвать литературой. Сначала я вернулся в школу преподавать. Но вы не представляете, какие там теперь нравы!

– Почему же не представляю? Очень даже представляю! Меня однажды вызвала классная руководительница моего сына и стала на него жаловаться. Минут через пятнадцать она уже жаловалась на своего вечно куда-то командированного мужа, который пять лет не может купить ей шубу. А через час мы были у нее дома. Это невероятно, на какую вулканическую страсть способна обиженная в браке женщина! Наш роман длился год, и когда она писала моему сыну в дневник замечания за опоздание на урок, два восклицательных знака в конце означали, что муж снова в командировке и я могу зайти. Увы, потом он все-таки справил ей шубу, обида угасла – и наши свидания стали скучны, как практические занятия по половой гигиене. Мы расстались… Извините, я, кажется, вас перебил!

– Ничего. Но я имел в виду совсем другое. Вас когда-нибудь били за двойки?

– Конечно, отец порол как сидорову козу!

– А меня вот били за двойки, которые поставил я. Ученики… То есть не сами ученики, просто они сбрасывались и нанимали шпану из соседнего микрорайона. Раза два били по бартеру…

– По бартеру? Любопытно!

– Ничего любопытного, – грустно объяснил Кокотов. – Мои ученики отправлялись в другой район и били преподавателя, который поставил двойки их приятелям. А те в свою очередь приезжали в наш район и били…

– Вас!

– Да, меня. Как говорится, услуга за услугу.

– И сколько же вы терпели?

– Недолго. Я понял: школа не для меня, и занялся торговлей…

– Вы – торговлей? – изумился Жарынин.

– Да! Я покупал в «Олимпийском» оптом женские романы и в подземном переходе продавал в розницу. Есть такая серия «Лабиринты страсти» издательства «Вандерфогель», очень, между прочим, популярная среди домохозяек. Торговал я довольно долго, кое-что зарабатывал, а когда покупателей не было, почитывал Гегеля, Канта, Шелинга… С философией у нашего поколения неважно. Забили голову разными «анти-дюрингами»…

– «Критику чистого разума» осилили? – поинтересовался Жарынин.

– Конечно, – обиженно соврал Кокотов.

(В действительности он сломался на введении, а именно – на трансцендентальном истолковании понятия о пространстве, и увлекся книгой «Похождения Рокамболя».)

– Похвально.

– Но вот однажды, за завтраком, я поругался с женой из-за подгоревшего омлета, расстроился и забыл дома «Критику чистого разума». От нечего делать пришлось читать то, что продаю. Это был роман Кэтрин Корнуэлл «Любовь по каталогу». И вы знаете, мне понравилось! Не текст, конечно, он был чудовищный, а сама мысль о том, что можно зарабатывать на жизнь, сочиняя такую вот чепуху. Потом я прочел книжку Ребекки Стоунхендж «Кровь в алькове». Потом дилогию Джудит Баффало «Алиса в Заоргазмье». Эта вещь меня особенно тронула. Разве мог я подумать, что всего через неделю познакомлюсь с автором?!

– Вы поехали за границу?

– Ничуть. Я подумал, что брать книги на реализацию прямо в издательстве выгоднее, чем у оптовиков, узнал телефон «Вандерфогеля», позвонил, представился… Меня вежливо выслушали и предложили приехать, познакомиться. Издателем оказался молодой парень в малиновом пиджаке, с бычьей шеей и короткой стрижкой, но с ним мне пообщаться не довелось – он по телефону бился за вагон колготок, застрявший в Чопе. Беседовал же со мной главный редактор – бодрый, одетый в джинсовый костюм пенсионер, в котором я не сразу узнал Мотыгина, работавшего раньше в «Пионерской правде». Он даже как-то, много лет назад, напечатал мой рассказик про детей, собиравших в поле колоски и нашедших неразорвавшийся снаряд времен войны…

– А про тимуровцев вы не писали? – хохотнул Жарынин.

– Писал… – тяжко вздохнул Кокотов. – …Так вот, мы разговорились. Мотыгин посетовал, что бумага дорожает чуть ли не каждый день, поэтому гонорары невысокие, но ребята не жалуются. «Какие ребята? Переводчики?» – спросил я. «Да какие, к черту, переводчики!» – засмеялся он.

И тут выяснилось удивительное: никаких, оказывается, Кэтрин Корнуэлл, Ребекки Стоунхендж или Джудит Баффало в природе не существует, а есть несколько наших домотканых мужиков, они-то и лудят под псевдонимами книжки из серии «Лабиринты страсти». Это, кстати, идея хозяина, парня в малиновом пиджаке, в самом начале он объявил: «Женский роман – бизнес серьезный, и баб к нему подпускать нельзя!»

«Хотите познакомиться с Джудит Баффало?» – предложил Мотыгин.

«Почему бы и нет…»

«Пошли!» – Он повел меня в соседнюю комнату.

Там сидела бородатая Джудит Баффало собственной персоной и пила с похмельной жадностью минеральную воду. Ее я тоже знал: при советской власти, будучи Жорой Порываевым, она писала о героях-подводниках. Пожав мне руку, «Джудит» хриплым боцманским басом спросила, как мне нравится название «Алиса в Заоргазмье».

Выяснилось: приди я буквально на полчаса раньше, застал бы и Ребекку Стоунхендж, которая когда-то была знаменитым поэтом Иваном Горячевым, сочинявшим песни и поэмы о строителях Байкало-Амурской магистрали:

То, что не по силам богу,

Комсомолу по зубам!

Через горы мы дорогу

Пробиваем: БАМ, БАМ, БАМ!

Одна из поэм так понравилась тогдашнему главному комсомольцу Боре Пастухову, что он приказал выдать Ивану по смешной государственной цене настоящую болгарскую дубленку и реальную ондатровую шапку – страшный по тем временам дефицит. Правда, шапку у него вскоре украли в гардеробе Дома литераторов, подменив унизительной кроличьей ушанкой. Смешные времена…

– Я, кажется, слышал про этот скандал, – сообщил Жарынин, примериваясь, как лучше обогнать бензовоз, мчавшийся по шоссе с шумахерской скоростью.

– Неужели?

– Да, в ту пору я был жертвой режима, и меня часто