От первого лица - Александр Николаевич Житинский

Мы пошли прогуливаться, окружив Дарова с двух сторон вниманием. Даров говорил, поворачиваясь то ко мне, то к Симановскому, дергая руками, а иногда на полном ходу останавливаясь, когда его поражала какая-нибудь мысль. Мы с Симановским по инерции проскакивали вперед, но тут же замечали отсутствие старина и оборачивались. Даров оказался чрезвычайно увлекающимся человеком. Слава богу, что дело происходило летом. А то бы мы замерзли, наверное, насмерть, потому что гуляли до полуночи. Даров незаметно перешел на стихи и читал нам Пушкина. Он читал громко и выразительно. Симаковский воспитанно прикрывал рот, зевая. Ему хотелось спать. Я трепетал, соприкоснувшись с миром творческих работников.

В голове у меня скакали мысли о Прометее.

2. ПРОФЕССИОНАЛ ПЕРА

Несколько слов о Прометее. Я буду пересказывать своими словами миф, который поведал нам Даров. Не думайте, что вы все знаете о Прометее. Я тоже так думал, а зря. Еще раз подтвердилось, что невежество не знает границ. Поэтому я и расскажу миф о Прометее, чтобы не возникало потом путаницы.

Так вот. Прометей не был человеком. Он был титаном, а следовательно, бессмертным. В свое время он оказал какие-то услуги Зевсу, а потом отошел от политики и стал заниматься наукой. Люди в то время были совершенно дикие. Прометей очень полюбил обыкновенных смертных. Совершенно непонятно, за что. Наверное, из сострадания.

Он выкрал у богов огонь и подарил его людям. Это первое. Возможно, это сошло бы ему с рук, но Прометей научил людей ремеслам и наукам. Это второе. Ввел понятие медицины. Это третье. Построил первый корабль и дал людям искусство. Это, кажется, последнее.

Про искусство я не совсем четко представляю. Как он его дал? В какой, так сказать, форме?

Конечно, Прометей работал на пустом месте, поэтому успел так много сделать. Кроме того, он имел кучу времени, поскольку был бессмертен. Но в конце концов его деятельностью заинтересовался Зевс. Люди к тому времени немного обнаглели, получив столько знаний. Знания в этом смысле отрицательно сказываются на характере.

Зевс приказал прибить Прометея к скале. Его прибили. Умереть он физически не мог, а мучиться — сколько угодно. Он лежал на скале, и каждое утро прилетал орел, который терзал ему печень. Продолжалось так долго. Потом Прометея освободил Геракл, но это уже к моей истории не относится.

В результате огонь Прометея стал символом служения людям. Кстати, цикл наших передач так и должен был называться: «Огонь Прометея». Схема была такая: мы с Грудзем пишем сценарий на сорок пять минут из какой-нибудь области физики. Рассказываем, кто ее двигал. Останавливаемся на Прометеях: Ньютон, Эйнштейн, Мария Кюри и прочие. А в конце передачи выступает наш Прометей из той же области физики и рассказывает, как он сейчас двигает науку вперед. Было одно условие: не ниже доктора наук.

Словом, Даров нас настроил эмоционально. Настолько эмоционально, что Грудзь на следующий же день запил. Конечно, не примитивно. Грудзь красиво запил, интеллигентно. Он пил коньяк.

Я пришел к нему, как мы условились. У Симаковского была однокомнатная квартира убежденного холостяка. На стенах висели афиши цирковых представлений. Раньше Грудзь писал сценарии цирковых представлений, массовых гуляний и традиционных заплывов. А теперь его потянуло на физику.

— Ты слышал, старик, что сказал старик? — спросил Симаковский, наливая мне коньяк.— Служение людям! Это мы должны отразить.

— Наверное, отразим,— сказал я.

— Прием! — закричал Грудзь. — Главное — найти прием! Представь себе — мы пишем про фазотрон. Знаешь, кто его изобрел?

— Нет,— сказал я.

— Эх ты, физик! Ну, ладно. Не будем про фазотрон. Будем сначала про эти... Маленькие такие...

— Электроны? — спросил я.

— Нет. Ква... ква...— заквакал Грудзь.

— Кванты,— догадался я.— А ты что, старик, их видел когда-нибудь? Почему ты решил, что они маленькие?

— По телевизору показывали,— сказал Симаковский.— Маленькие, круглые и светятся. На каждом крестик стоит.

— Это протоны,— с тоской сказал я.

— С тобой не договоришься! — закричал Симаковский.— Кто их изобрел?

— Планк,— сказал я, чтобы не запутывать Симаковского.

Симаковский задумался. Он пошевелил губами, произнося трудную фамилию. Потом хлопнул рукой по колену.

— Бланк! — сказал он.— У меня был друг Женя Бланк. Тоже головастый мужик. Мы с ним в Саратове устраивали гастроли львов. Понимаешь, полный стадион народу, и прямо на футбольное поле вертолет выгружает дюжину львов!.. Нет, шестерых. Все равно страшно. Дрессировщик запутался в веревочной лестнице, а львы побежали к трибунам. Так Женя Бланк встал грудью и, пока дрессировщик распутывался, гонял львов туда-сюда по площадке. Он был материально ответственный за мероприятие.

Симаковский рассказал до конца эпопею со львами, а заодно прихватил похождения Бланка в Казахстане с аттракционом «Гремучие змеи». Этот Бланк в самом деле был рисковым человеком.

— Давай, старик, начнем писать сценарий,— предложил я.

— Про что? — спросил Симаковский.— Тему выдвигай ты. Мне все равно. Только учти: служение людям... Кстати, ты, как консультант, будешь получать тридцать процентов.

— А сколько это в рублях? — спросил я.

— Договор заключат, тогда узнаешь,— сказал Симаковский. — А заключат его по готовому сценарию. Соображаешь? Времени у нас в обрез. Одна неделя.

— А где мы возьмем Прометея? — спросил я.

— У тебя есть знакомый доктор?

— Шеф у меня доктор,— неосторожно сообщил я.

— Гениально! — воскликнул Грудзь. — Доктор — значит, Прометей!

Я мигом себе представил лицо шефа в рамке телевизора. У меня энергичное воображение. Картина по­лучилась настолько нелепой, что у меня потеплели уши.

— Он не пойдет,— сказал я.

— Пойдет,— заявил Симаковский.— Заплатят, и пойдет! Чем он занимается?

— Рассеянием электронов на примесях, электрон-фононным взаимодействием...— начал перечислять я.

— Кто его изобрел?

— Никто его не изобретал. Оно всегда было,— сказал я.

— Ладно,— сказал Симаковский.— Прометеев найдем после.

Он поставил на стол пишущую машинку, заправил в нее четыре листа бумаги, переложенные копиркой, и отстучал заголовок:

Ю. П. СИМАКОВСКИЙ-ГРУДЗЬ

«ОГОНЬ ПРОМЕТЕЯ»

Симаковский раскрыл скобки и спросил:

— Как называется наука?

— Физика твердого тела,— сказал я.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся      Симаковский.— Надо же! Твердого тела!

Это ему почему-то понравилось. Он написал: «Физика твердого тела», закрыл скобку и несколько раз перевел рычаг.

— Слева пишем, что показывать. Справа — что говорить,— сказал он и понесся дальше. На всей первой странице он решил показывать огонь крупным планом. При этом