Всё в моей голове - Виктор Иванович Чаплыгин

атамана. Может и не поверили соседи, но были успокоены благочинностью и устройством быта новых поселенцев. Пригласили казаков на следующее воскресение в уезд в церковь. Те согласие дали. Вот такие новшества увидели и услышали отсутствовавшие столько казаки. По одной юрте распределили на две пары семейным, а третья досталась холостякам.

Новые женщины познакомились с калмычками и, если первые пару дней еще оставалось какое-то отчуждение, то потом все стали подружками. Женщинам понравились юрты и за несколько дней они привели в образцовый порядок убранство внутри юрт, слушаясь в чем-то калмычек. Отметили свадьбы на следующий день приезда, так что и холостякам дали возможность погулять и подумать о своей жизни. Конечно, те завидовали и уже строили планы на будущее – поехать на родину или выкрасть женщин у ногайцев, а может и калмычек присмотреть. Так начались долгие зимние дни. А зима была в тот год сильная. Морозы лютые, метели. Но дров, хвороста для тепла хватало. А в погожие дни мужчины охотились и были и зайцы, и лисы. А в конце зимы даже сайгак попал в трофеи. Так что и на шубки женщинам шкурки были, и на хлеб с медом хватало.

В один из метельных дней к ним забрели семья одних помещиков с кучером. Заплутали они в темноте и хорошо, что глазастая барыня увидала, далеко мелькнул огонек. На него и пошли. Их сани были запряжены тройкой, но одна лошадь пала, и теперь эти две лошадки еле-еле тащили тяжелые сани с людьми по глубоким сугробам. Барин с кучером периодически шли рядом, чтоб дать лошадям хоть немного разгрузку. Уже и замерзать стали, особенно маленький барчук. Так что огонек (а это Антон выходил посмотреть на скот в загоне) спас этих путешественников от лютой смерти. Ведь уже слышали они и волчий вой. Когда залаяли две приблудные и посаженные на цепь собаки, вышел Семен. Он посветил фонарем и крикнул:

– Кто там?

– Мы путники, – ответил кучер, пустите погреться, совсем мы замерзаем.

– Давайте скорее в дом, – сказал Семен и, приоткрыв полог юрты, сказал, – принимайте гостей!

Вышел Муха, поздоровался и пригласил в свою юрту. А их сани и лошадей Семен оставил во дворе. Дал лошадям сена и тоже зашел в юрту. В тепле у очага путники согревались понемногу, их угостили горячим чаем с медом и лепешками. Барин Андрей оказался капитаном в отставке и воевал в одно время с Мухой с турками в Румынии.

– Едем к кумовьям, да вот попали в метель и заплутались, и я кучера не виню, в такую непогоду многие заблудятся. Спасибо вам. Мы вас не стесним, скоро двинемся далее.

– Да куда вы на ночь-то глядя, – сказал атаман, – у нас переночуете, а утром глядишь и метель стихнет, и да, мы проводим вас до хутора, это уже недалече.

На этом и порешили. Кучера с барином забрали к себе Степан с Иваном. А барыня и барчук остались у Мухи с Федором. Их жены постелили гостям в чистое и все улеглись. А утро встретило всех ярким солнцем, белыми сугробами и легким морозцем.

– Ну вот, – сказал Муха, – теперь-то красота, а не дорога будет.

Дороги то как таковой и видно не было, но казаки знали в какой стороне хутор, и после завтрака сели на коней и сопроводили путешественников к их кумовьям. При расставании барин и барыня горячо благодарили спасителей и обещали, если будет нужно содействовать. Предлагали денег, но казаки их не взяли. Домой вернулись засветло, и было что вспоминать и о чем беседовать еще два дня. Так за работой по хозяйству, охотой и ремонтом хомутов, седел и телег прошла эта зима.

В один из весенних дней, когда снег заметно подтаял и уже вовсю чирикали воробьи и в соседнюю рощу прилетела стая грачей, Муха, перебирая свои записи, нашел письмо, скрепленное сургучом. Печать была волостного атамана. Открывего, он прочитал что это грамота, по которой он – старший казак Петр Алексеевич Григорьев направлен вместе с товарищами на освоение новых земель. И место было для того, чтобы вписать еще кого то, и что имеет казак Григорьев Петр Алексеевич право на освоение тех земель, если оные не принадлежат уже какому-либо хозяину. Вот что выпросил отец его Алексей Михайлович для сына младшего от сына старшого. Бумага такая дорогого стоила. И вписал в нее Муха фамилии своих товарищей казаков и крестьян, что с ними сюда добрались. Вписал своим четким, разборчивым почерком, аккуратно макая перо в баночку с чернилами, которая оказалась в сундучке с казной. Так крестьяне Ануфрий и Федор стали казаками, что было не удивительно в те времена. Тогда и калмыки считались казаками, только в тот период не было у царицы к ним доверия, многие бежали в Китай, чтобы не пойти на войну.

– Теперь, робяты, – говорил Муха, – нам и черт не страшен, везде нас примут, и никто слова плохого не скажет нам.

Весенние заботы замотали казаков: посеять надо и огороды посадить, но все успели и теперь появилось время заняться жильем. Муха и Ануфрий одним вечером рассказали друзьям о том, что нужно дома строить саманные, такие строили раньше в станицах. Глина, навоз лошадиный и воловий и рубленная солома, вот и все. Глину нашли подходящую в овраге, солома осталась от той, что привезли от калмыков, а навоза было достаточно. Была выкопана яма, а рядом подготовили место для сушки, пригодились четыре досточки для форм, и процесс пошел. В работу были включены и женщины. Слава Богу весна была мало дождливая, редко набегали грозы и короткие ливни. Но под навесом на солнышке кирпичи быстро сохли, и через несколько дней было уже насушено много такого строительного материала. Навезли глины, подготовили места и были заложены первые два дома. На крыши пошли привезенные доски, а основа стала из нескольких бревен. Нашлось на хуторах и немного стекла для окон, а пол сделали глиняный. Такие полы нужно было периодически смазывать водой, чтобы не потрескались сильно.

Так что весна наддала работенки всем. Зато какая степь здесь весной! Она радовала глаз. Непоздними вечерами Муха с Марфой садились на коней и скакали в степь. Там у них было все – кони гуляли сами, а парочка стелила на пригорке и наслаждалась запахами и звуками степи, и собой, конечно. Желтые, синие, голубые и бордовые цветы, покрывали вокруг все, насколько хватало глаз, а в небе звучали жаворонки. Зеленые травы были такие сочные, что ноги коней были мокры