Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев

— Приедешь в Устье-Кубинское, там поднажмёшь, — сказал Додонов, подходя к этажерке и доставая один из последних номеров журнала «Рабочий корреспондент». — Да, почитать тебе, Терентий, придётся. При поступлении в совпартшколу обязательно начнут прощупывать вопросами. Скажут: «А ну-ка, товарищ Чеботарёв, поясните нам, что говорил Сталин в своём докладе об итогах тринадцатого съезда партии, в частности по вопросу о работе в деревне?.. И вдруг окажется, что ты не читал этого доклада, как полагается. И тогда в комиссии молча переглянутся и поставят против твоей фамилии какой-нибудь нелестный знак. И ещё спросят: «Это вы, товарищ Чеботарёв, пописываете иногда в газеты?» Ты живо откликнешься: «Да, я!» А тебе опять вопрос: — «Расскажите нам, пожалуйста, что сказал Иосиф Виссарионович о рабкорах в беседе с сотрудником журнала «Рабочий корреспондент»? Вдруг окажется, что ты и этого не знаешь. Отставать от политической жизни нашей страны, нашей партии не то что на месяц, на один день даже нельзя! Ты это отлично знаешь. И тем не менее случился с тобой такой грех. Пристроился к бродячему актёру! Надо же так. А всё от того получаются подобные недомыслия, что в молодости мы сначала совершаем не те поступки, а потом раскаиваемся в них. Хорошо, что ты скоро опомнился.

В разговор вмешалась Павла Павловна. Она слушала от начала до конца нравоучения Афанасия и сказала:

— Мне кажется, Афоня, что с гостями так не разговаривают. Парень, быть может, не нуждается в твоих наставлениях.

— Если бы я его не знал почти с пелёнок, я бы не говорил с ним так, — ответил Додонов и, раскрыв журнал, подал Терентию: — Почитай, тебе как селькору полезно это знать и запомнить, удивляюсь, почему в редакции не показали тебе этот материал. Журнал можешь взять, пригодится. Кто тебя там из читальни уволил, Мякушкин? Ну вот, пусть он тоже познакомится с установками товарища Сталина о рабочих корреспондентах.

В журнале красным карандашом рукой Додонова было подчёркнуто:

«…В основу дела должна быть положена независимость корреспондента от учреждений и лиц, с которыми он так или иначе соприкасается в своей работе, что отнюдь не означает его независимости от той неуловимой, но непрерывно действующей силы, которая называется пролетарским общественным мнением и проводником которой рабочий корреспондент должен быть…».

Дважды прочитал Чеботарёв это место.

— Замечательно сказано! — воскликнул он. — Такое высказывание Сталина нужно понять и выполнить.

— Что и делается настоящими корреспондентами, — вставил Додонов, — читай дальше вот это место:

«Преследование рабочих и сельских корреспондентов есть варварство, пережиток буржуазных нравов. Защиту своею корреспондента от преследования должна взять на себя газета, которая одна только способна поднять жестокую обличительную агитацию против мракобесия».

— Ну, вот, ясна установка? — спросил Афанасий.

— Вполне.

— А ты, вероятно, зашёл сегодня в редакцию, оставил заметку и ни слова о том, как Мякушкин, не совсем деликатно с тобой расправился. И что же? Со стороны бюрократа Мякушкина получается двойной удар: один по тебе, другой по культпросветработе в вашей волости. Так ведь? Нет, нет, ты не должен молчать. Завтра же ступай снова в редакцию и расскажи там всё как есть. Или же я вмешаюсь в это дело.

— Да неудобно. Если бы это не меня касалось, тогда другой разговор.

— Чепуха, ложный стыд. А ты должен быть принципиальным. Ясно?

— Очень даже…

Терентий облегчённо вздохнул. Отложив журнал в сторону, выглянул из окна, выходящего в Кривой переулок.

Солнце закатывалось. Домик, одетый плющом, был в тени двух стоявших поодаль от него старых берёз. За дворами, на кирпичной каланче, опираясь на решётку, лениво ходил, будто на привязи, дежурный пожарник. В переулке тихо. Редко по деревянному настилу пройдёт пешеход и ещё реже, совсем случайно, прогремит чья-либо незатейливая, гружённая мешками и ящиками подвода. А за ней поднимется и быстро уляжется мелкая дорожная пыль…

Наступившее молчание длилось недолго. Терентий спросил Афоню:

— Вы в одной комнате живёте?

— Да, в одной. Жилплощади хватает. У вас есть кухня на двоих с соседями. Кладовка, там на досуге я кое-что мастерю. Могу тебе показать.

Они встали, прошли в кладовую. Дневной свет туда не проникал. Афоня повернул выключатель. Стеклянная груша ярко вспыхнула над столярным верстаком. Запах разведённой краски и спиртового лака перемешался с запахом дёгтя и кожи фабричной выделки. Пилы, рашпили, стамески, струги и рубанки разных сортов и размеров размещались на полках. Под потолком — доски, фанера. В углу кладовой стоял небольшой верстак, на нём аккуратно разложен сапожный инструмент.

— Смотри-ка, ты оказывается не бросаешь своего прежнего занятия! — удивился Чеботарёв.

— Не бросаю, но заглядывать сюда приходится очень редко. Правда, себе и жёнке обувь сам мастерю. И всё, что из обстановки ты видел у нас в квартире, — кровать, стол, стулья, комод, этажерка и прочее — всё это моей работы. Вещь, сделанная своими руками, она как-то приятней. Отношение к ней совсем другое, любовное. Жёнка у меня тоже рукодельница. Бабы-соседки ее «журналисткой» зовут. Не подумай, не перебивает она хлеб у газетчиков, нет, а прозвали её так за то, что она из старых журналов фасоны платьев снимает. «Журналистка», говорят, да и только…

Закрывая кладовку, Афанасий продолжал убеждать Чеботарёва:

— Работать надо уметь и головой и руками. Полезно. Трудовые навыки должно прививать людям с детства. С ремеслом, говорят, никогда и нигде не пропадёшь, ремеслом и увечный хлеб себе добудет. Даже такие люди, как Пётр Великий и Лев Толстой, не чуждались ремесла. Тот и другой сами себе сапоги шили. Пётр вообще был на все руки мастер… Так что будешь учиться в Совпартшколе, и понадобится тебе сшить сапоги или отремонтировать, приходи ко мне и садись за верстак. Знаю, что из твоих рук сапожное дело не вывалится…

— Буду иметь в виду…

Терентий ночевал у Додонова. Долго не мог уснуть. Мысли чередовались. Думалось о многом. Утром сквозь неспокойный сон услышал голос Афанасия:

— Вставай, Терёша, вставай, ты очень неспокойно спишь. Ногами перебираешь, смотри — на стене обои порвал и одеяло сбросил на пол…

Терентий открыл глаза.

Павла Павловна несла с кухни шипящий самовар. Додонов, стоя перед зеркалом, надевал галстук.

Днём, следуя совету Афанасия, Чеботарёв сходил в редакцию газеты. Там, выслушав его, сказали:

— Поступок Мякушкина нетерпим. Возможно, секретарь волкома партии исчерпал этот вопрос. Тем не менее мы сегодня направим к вам в село нашего юриста Кроликова…

XXIX

По волости расползлись кулацкие слухи:

— Надо разъезжаться, пока не поздно. Все деревни скоро будут затоплены, село тоже. Вон уже Прянишников подался на