Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев

и все, а каковы черты, что в глазах у него – не видно было… Ханин черкнул бортом о железную наледь и полетел в противоположную сторону, грузовик так легко совершить маневр не сумел, врубился в высокую закраину, превратил ее в крошку, с ревом развернулся и вновь устремился за «запорожцем».

– Ну-ну… – Ханин словно бы подстегнул человека, чье лицо он не смог разглядеть, – давай, мразь, только не ошибись…

Во рту вновь возник соленый горячий комок, Ханин, не опуская головы, сплюнул – на грудь шлепнулся кровяной сгусток, пополз на живот, пачкая одежду, но Ханин не обратил на него внимания, цепко держался глазами за грузовик, выписывающий позади «запорожца» кренделя, взбивая фонтаны снега и мерзлого крошева.

Хоть бы встречная машина появилась или тракторишко какой-нибудь, с тележкой, груженной соломой, – все отсек бы преследователя, но нет, пусто на большаке: в сильные морозы народ на периферийных дорогах старается не появляться… Холодно.

– Давай, гаденыш, – просипел Ханин упрямо, не отрывая взгляда от навесного, мутного от старости зеркальца. – Ну! Давай, давай…

Грузовик прибавил скорость, Ханин же, наоборот, чуть сбросил обороты. Главное, все рассчитать до мелочей, до метра, до сантиметра… Как на войне.

Человек, сидевший за рулем грузовика, растянул губы в мстительной улыбке. Подогретый неудачными попытками раздавить горбатого клопа, мечущегося перед ним, он продолжал злиться – не ожидал от «запорожца» такой прыти и верткости, а от приговоренных стариков – такой тяги к жизни.

Если раньше седой дядечка, управлявший ушастым, и вызвал в нем жалость – мужичонка даже был готов попросить у него прощения, то сейчас на смену пришла обжигающая злость, от которой даже дыхание перехватывало, а рот распахивался сам по себе.

– Ну лох, ну лох… – заведенно бормотал мужичонка, совсем не слыша того, что говорит, и цепко сжимал лапами руль. – Ну, лох!

Одного нажима колеса было достаточно, чтобы этот прыгающий железный пузырь лопнул вместе с начинкой, со стариком и бабкой, сделать это было легко, и тем не менее мужичонка был бессилен – старик уже несколько раз умудрился обхитрить его.

Вот «запорожец» снова по-мышьи метнулся влево, потом совершил проворный скачок вправо, затем завилял, замолотил колесами по середине трассы, пронзительный визг снега, выносящегося из-под днища «запорожца», был слышен даже в кабине грузовика, – потом опять метнулся влево.

– Хитер, бобер, – тряхнул головой мужичонка, повернул громоздкий круг руля влево, намереваясь прижать «иномарку» к обледенелому борту дороги и впечатать его в отвал, но не тут-то было, «запорожец» резко ушел вправо, выскочил у грузовика буквально из-под колеса и помчался дальше.

– Тьфу! – отплюнулся мужичонка. – Вот вошь! Не знает вошь, где ее зажарят… Но я зажарю тебя, обязательно зажарю. Тьфу! – Он выругался, всадил зубы в вялую нижнюю губу. – Вот танкист хренов!

У него неожиданно обильно, будто в сильно задымленной комнате, заслезились глаза, в горле возникло жжение, мужичонка возмущенно закашлялся, повернул руль в одну сторону, потом в другую, сделал это слишком резко, грузовик заюзил на синем твердом насте, взбил несколько снопов снега, поехал по дороге боком, и киллер поспешно сбросил газ, притормозил, переключил рычаг скоростей на низшую передачу и, с ненавистью сжав глаза в щелочки, поймал ими «запорожец» и выплюнул изо рта:

– Гад!

«Запорожец» тем временем начал отрываться от грузовика. А грузовик скользил по лаково блестевшей обледенелой дороге так лихо, будто стоял не на колесах, а на коньках. Давить в таких случаях на тормоз – делать только хуже. Надо ждать, когда грузовик остановится сам. Мужичонка выругался вновь. Горбатая машиненка, которую он начал ненавидеть, окуталась неровным сизым дымом, задергалась на ходу, и киллер улыбнулся злорадно – не только тяжелый грузовик чувствовал себя на этой дороге коровой на льду, но и эта невесомая консервная банка…

«Запорожец» соскользнул в пологую ложбину, неосторожно рванулся вперед и пошел по ложбине боком, едва не перевернулся, киллер даже вскричал торжествующе – ему показалось, что консервная банка сейчас обязательно перевернется, задерет лысые, съеденные до проволочного корда лытки, но «иномарка» устояла на колесах.

– Гад! – отплюнулся мужичонка, уселся поудобнее за рулем.

Грузовик перестал скользить, мотор его ожил – сделал это запоздало, словно бы раздумывал, давить железную скорлупу, ковыляющую впереди, или нет, нырнул в ложбину, в которой полторы минуты назад чуть не перевернулся несчастный «запорожец», и вымахнул на скользкую, плоско оглаженную закраину.

«Запорожец» отчаянно дымил трубой метрах в ста пятидесяти впереди.

– Шустрый, – усмехнулся мужичонка. – Как веник. Собственный пук научился обгонять. Ну-ну! Сейчас я тебе покажу, как обгоняют собственный пук, – хоть и был голос у киллера зычный, с уверенными переливами, сочный, как у певца Большого театра, – иногда природа задает загадки, наделяя невзрачных, с сохлым незавидным телом людей барскими голосами, так это произошло и с мужичонкой, голос ему явно достался чужой, – но вот в уверенных переливах родилось жестяное дребезжанье, что-то сомневающееся, киллер, очень чуткий до всяких изменений, это дело засек и замолчал.

Он злился, здорово злился на самого себя, на дедка в «запорожце», на то, что дает ему ускользнуть, – решил поиграть с этой банкой, как кошка с мышкой, не раздавил ее с первого захода и вот результат – мышка успешно дурит ему голову.

– Бля! – отплюнулся мужичонка. Во рту у него сбилось в комок что-то пакостное, пахнущее навозом – видать, вчера вечером, когда выпивали, водка попалась прокисшая или некачественная. – Бля! – еще раз отплюнулся он, уселся поудобнее за баранкой, зацепил ногой за педаль газа и машину вновь неуправляемо понесло по дороге.

Лицо у киллера напряглось, одеревенело, он не сдержался, сплюнул на пол кабины – ну хоть бы какой-нибудь дурак из сельской администрации пробежался с ведерком по этой дороге, посыпал бы ее песком… Рот у него недовольно перекосился, задергался, на глаза наползла белесая поволока.

Он аккуратно, на этот раз почти невесомым движением ноги нащупал педаль газа, притопил ее чуть и вновь повел грузовик в атаку. Искристая дорога понеслась под днище грузовика, взгляд водителя сфокусировался на маленькой машиненке, идущей впереди, губы брезгливо дернулись, но мужичонка не дал им разгуляться, плотно сжал и прикусил верхними зубами – будто на рот навесил замок.

Двигатель грузовика запел тонко, капризно и киллер притопил педаль газа посильнее – он теперь ощущал сцеп с дорогой своей шкурой, кончиками нервов и был уверен, что сейчас точно дотянется до дедка… На лице его возникло победное и одновременно хищное выражение.

На сей раз колеса прочно сцепились с гладью дороги, они словно бы прилипли к обледенелому полотну, впечатывались в него, а потом со звонким щелкающим звуком отрывались от поверхности.

Земля гудела, небо, ровно обрезанное