Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев

превратился в коренастого, очень упрямого пса, у которого при виде людей глаза делались красными, угрюмыми, и он начинал рычать так, что тряслось все его тело, будто пес решил выплюнуть из пасти заряд дроби или, в крайнем случае, свои зубы.

Если ночью в поселке появлялись вороватые гастарбайтеры, чтобы прихватить что-нибудь плохо лежащее, Рыжик не давал им это сделать, хрипящим лаем буквально вышибал непрошеных гостей за ограду поселка. В темноте обладатель такого лая явно мнился гастарбайтерам собакой величиною с лошадь.

Вот во что превратился слабенький неокрепший голос Рыжика, хотя до лошади еще не дорос – каши пока съел мало. И хорошо, что вороватые иноземцы не смогли разглядеть его в темноте, иначе ухлопали бы из обычной рогатки.

Эмилия Ивановна тем временем занялась неразрешенным строительством – решила расширить площадь и к кирпичному коттеджу приляпать сооружение казарменного типа из крупных, пористых, с рисунком, похожим на замерзшую кашу, блоков и, будучи человеком с непростым характером, вступила в очередную тяжбу с литфондовским руководством, которое, впрочем, ни гибкостью, ни умом не отличалось, и всех, кто обитал в поселке, пообещало в скором времени вымести за ворота вместе с вещами. Собак, я полагаю, это предупреждение тоже касалось. Наверное, поэтому морда у Рыжика иногда приобретала скорбное выражение, он просто не понимал, кто дал право разным окололитературным – бишь, литфондовским – сморчкам и строчкам нехорошо вести себя с людьми?

Людям Рыжик завидовал – завидовал тому, что они люди, что умеют писать, рисовать, соображать, литфондовские грибы в их число не входили…

Чтобы никто не слямзил строительные блоки и не уволок их под мышкой к себе домой, Эмилия Ивановна переселила Рыжика к себе в предбанник – пусть пес исполняет свои прямые функции и стережет добро.

В предбаннике Рыжику было скучно – кроме четырех стен и тусклого подвального окошка, там ничего не было, никто туда не заходил, в помещении пахло навозом и плохо удобренной землей, кормежка была худая, и пес откровенно затосковал.

Порою он слышал ругань хозяйки, пытался вслушаться в слова и приходил к выводу, что где-то в литфондовских кабинетах происходит борьба, в результате чего Эмилию Ивановну пытаются выставить за ворота.

Чем она не угодила наверху, Рыжик не понимал, но готов был за хозяйку кого-нибудь облаять, а если Эмилия Ивановна одарит его куском колбасы, то и укусить.

К сожалению, Эмилия Ивановна сломалась раньше, чем по ее поводу был вынесен вердикт, в одно недоброе хмурое утро, наполненное холодными дождями, она поднялась, свернула свои вещи в узел и покинула поселок.

Перед тем как уйти, она привела Рыжика в вольер, бросила туда поводок и, по-командирски вскинув подбородок, изрекла:

– Рыжика надо усыпить. Сделайте это без меня.

Отбыла она в неизвестном направлении, даже дочь ее не знала, куда она подевалась.

Верный Рыжик к этой поре уже хорошо разбирался в человеческой речи, все мгновенно понял, и глаза у него наполнились слезами. Марина попыталась его успокоить – не тут-то было, Рыжик продолжал плакать. Слезы лились ему на лапы, в глотке что-то хлюпало, булькало, морда горько тряслась. Что же он плохого сделал хозяйке, раз та распорядилась его убить? Он хорошо знал, что означает слово «усыпить»…

Сколько с ним Марина ни говорила, сколько ни успокаивала, все было бесполезно, Рыжик никак не мог прийти в себя и успокоиться, его продолжало трясти, будто он был подключен к электрической розетке, с мокрой морды неостановимо катились слезы.

А Эмилии Ивановне хоть бы хны – она бросила и стройку, и материалы, которые были сложены у незаконченного входа в полувозведенный придел, и даже какие-то ценные вещи, спокойно махнула на все рукой – на все, не только на Рыжика.

Позже в поселке кто-то озвучил уточненные данные: Эмилия Ивановна поселилась, мол, то ли в Калужской, то ли в Липецкой области, купила там домик с видом на бескрайние российские просторы: в окна видно чистое поле с несколькими деревьями на горизонте… А что еще видно? Этого не знал никто.

Что же касается Рыжика, то успокоился он только через полмесяца – лишь тогда поверил, что усыплять его никто не будет.

Бедный Рыжик, бедный, хотя он уже превратился в грозного, с беспощадной хваткой пса и выглядел не «бедно», но людям верить перестал совсем, у него даже глаза после исчезновения Эмильки Ивановны сделались другими…

Из всех собак, живущих ныне в вольере писательского поселка, Рыжик был первым, но поскольку жизнь не стояла на месте, а жена моя с большим преклонением относилась к животным, имевшим непростые биографии, то очень скоро в вольере объявился второй жилец.

Очень непростой жилец, надо заметить. Я в те дни находился в Турции, сидел на пляже и работал – имел такую глупую привычку: два раза в году, весной и осенью, в мае и в октябре ездить в Анталью, в Бельдиби или в Гейнюк и, удобно расположившись на лежаке, заниматься писаниной. Иногда залезал в море, в теплую воду, смывал с себя пляжную пыль и худые мысли, возникающие во время работы, пил дармовое пиво между обедом и ужином и ни о чем особо не беспокоился.

В один из таких беззаботных вечеров забренькал каким-то странным, очень необычным зуммером мобильный телефон. Сдавленным рыдающим голосом жена начала что-то объяснять… Честно говоря, я не сразу понял, чего она хочет. А вопрос был простой и очень благородный – она спасала угодившего под колеса шального такси молодого пса, собственно, даже не пса, а «цобака», который псом еще не успел стать.

Вечером, в сумерках, она возвращалась домой на машине из магазина «Зельгрос», где на несколько дней закупила продукты. Перед ней двигалось такси с ярко светящимися габаритами. Неожиданно на повороте из густотья кустов выскочил полупес-полущенок, рванулся через асфальт на другую сторону трассы и в следующий миг распластался под колесами такси.

Таксист резко затормозил, Марина тоже. Оба выскочили из машин одновременно. Щенок в распластанном виде лежал под машиной и кричал – это был не вой, не лай от боли, а именно крик. Таксист, морщась от того, что приходилось пачкать руки в крови, достал щенка из-под машины и положил на асфальт. Озадаченно поскреб пятерней затылок. Марина прыгала рядом, шуршала юбками и нервно вскрикивала:

– Его надо в больницу… Его надо срочно в больницу!

Шофер сурово насупил брови.

– Вы, дамочка, поезжайте домой, о собаке не беспокойтесь… Я доставлю ее в больницу. Я знаю, где это…

Марина поверила ему. Ладонью вытерла слезы, проступившие в уголках глаз, посмотрела, как таксист довольно