Сборник "ИЗБРАННОЕ" - Теодор Гамильтон Старджон

я должна была прятать Горти, пока он не узнает всего, чему я могу научить его. Затем я должна была разработать план, чтобы он смог остановить Людоеда и избежать опасности превращения его в слугу Людоеда.

— Как он может это сделать?

— Я думаю, что Людоед это творение одного кристалла. Я думаю, что если бы только Горти научился пользоваться тем умственным кнутом, который есть у Людоеда, он смог бы уничтожить его с его помощью. Если бы я и смогла убить Людоеда пулей, это не убило бы его кристалл. Может быть этот кристалл найдет себе пару, позднее, и создаст его заново — со всеми могуществом, которым обладают двукристаллические существа.

— Зи, а откуда ты знаешь, что Людоед это не двукристаллическое существо?

— Я не знаю, — сказала Зина просто. — Если это так, то мне остается только молиться, чтобы восприятие Горти себя, как человека было настолько сильным, чтобы сражаться против того, что захочет сделать из него Людоед. Ненависть к Арманду Блуэтту это человеческая вещь. Любовь к Кей Хэллоувелл это еще одна. Это те две вещи, которые я внедряла в него, которым дразнила его, пока они стали частью его плоти и крови.

Банни молчала, слушая этот поток горьких слез. Она знала, что Зина любила Горти; что она была достаточно женщиной, чтобы ощущать появление Кей Хэллоувелл, как глубокую угрозу себе; что она боролась и победила искушение забрать Горти у Кей; и что, больше всего остального, она была перед лицом ужаса и раскаяния теперь, когда ее долгая кампания подошла к завершению.

Она смотрела на гордое избитое лицо Зины, губы, которые слегка опустились вниз с одной стороны, болезненно наклоненную голову, плечи, расправленные под просторным халатом, и она знала, что перед ней картина, которую она никогда не забудет. Человечество — это понятие близкое не таким как все людям, которые тоскуют по нему, которые утверждают свою принадлежность к нему со сбившимся дыханием, которые никогда не устают протягивать к нему свои коротенькие ручки. В сознании Банни отпечаталась эта искалеченная и мужественная фигура — символ и жертва.

Их глаза встретились и Зина медленно улыбнулась.

— Привет, Банни…

Банни открыла рот и закашлялась, или зарыдала. Она обняла Зину и уткнулась подбородком в прохладную смуглую шею. Она крепко зажмурила глаза, чтобы остановить слезы. Когда она открыла их, она снова могла видеть. А затем она потеряла дар речи.

Она увидела, через плечо Зины сквозь открытую кухонную дверь, там в гостиной огромную худую фигуру. Его нижняя губу отвисла, когда он наклонился над кофейным столиком.

                                                         

 Его ловкие руки вытащили один, два кристалла. Он выпрямился, его серо-зеленое лицо послало ей взгляд вялого сожаления и молча вышел.

— Банни, дорогая, мне больно.

— ЭТИ КРИСТАЛЛЫ ЭТО ГОРТИ, — подумала Банни. — А СЕЙЧАС Я СКАЖУ ЕЙ, ЧТО СОЛУМ ЗАБРАЛ ИХ ОБРАТНО К ЛЮДОЕДУ. — Ее лицо и ее голос были одинаково сухими и белыми как мел, когда она сказала: — Тебе еще не было больно…

Горти вбежал по лестнице и ворвался в свою квартиру.

— Я хожу под водой, — запыхался он. — Все к чему я тянусь, у меня выхватывают. Что бы я ни делал, куда бы я ни пошел, либо слишком рано либо слишком поздно либо… — Он увидел Зину в кресле, с открытыми и невидящими глазами, и Банни сидящую у ее ног. — Что здесь происходит?

Банни сказала:

— Пришел Солум, когда мы были в кухне, и забрал кристаллы, а мы ничего не могли сделать и с тех пор Зина не сказала ни слова, а я очень боюсь и я не знаю, что делать — у-у-у… — И она начала плакать.

— О Боже! — В два шага он пересек комнату. Он поднял Банни, быстро обнял ее и усадил. Он стал на колени возле Зины. — Зи…

Она не шевельнулась. Ее глаза были сплошными зрачками, окнами в слишком темную ночь. Он поднял ее подбородок и посмотрел ей в глаза. Она задрожала, а затем закричала, как если бы он обжег ее, начала извиваться в его руках.

— Не надо, не надо…

— О, извини Зи. Я не знал, что тебе будет больно.

Она откинулась назад и посмотрела на него, наконец-то его увидев.

— Горти, у тебя все в порядке…

— Да, конечно. Что тут с Солумом?

— Он забрал кристаллы. Глаза Джанки.

Банни прошептала:

— Двенадцать лет она прятала их от Людоеда, а теперь…

— Ты думаешь, что Людоед послал его за ними?

— Должно быть. Наверное он выследил меня и ждал, пока ты не уйдешь. Он зашел сюда и снова вышел так быстро, что мы смогли только повернуть голову и посмотреть.

— Глаза Джанки…

Было время, когда он чуть не умер, в детстве, когда Арманд выбросил игрушку. И другой раз, когда бродяга раздавил их коленом, а Горти, в столовой в двухстах метрах, почувствовал это. А теперь Людоед мог бы… О, нет. Это было слишком.

Банни вдруг прижала ладонь ко рту.

— Горти — я только что подумала — Людоед не послал бы Солума самого. Он хотел эти кристаллы… ты знаешь, какой он становится, когда что-то хочет. Он не может ждать. Он должен быть сейчас в городе.

— Нет. — Зина неловко поднялась. — Нет, Бан. Если только я не ошибаюсь, он был здесь, а сейчас отправляется обратно в карнавал. Если он считает, что Кей Хэллоувелл это Горти, он захочет, чтобы кристаллы были там, где он сможет воздействовать на них и наблюдать за нею в то же время. Я готова поспорить, что в эту минуту он мчится по дороге обратно к карнавалу.

Горти застонал.

— Если бы я только не ушел! Может быть мне удалось бы остановить Солума, может быть даже добраться до Людоеда и… Черт побери! Машина Ника в гараже; сначала мне нужно было найти Ника, чтобы одолжить ее, а потом нужно было убрать грузовик запаркованный напротив въезда в гараж, а затем оказалось, что в радиаторе нет воды, а — о, ну вы знаете. В любом случае, сейчас у меня есть машина. Она внизу. Я собираюсь ехать прямо сейчас. За триста миль я должен догнать… как давно здесь был Солум?

— Час или около того. Ты просто не успеешь, Горти. А о том, что будет с тобой, когда он начнет работать с этими кристаллами, мне страшно думать.

Горти вытащил ключи, подбросил их и поймал.

— Может быть, — сказал он вдруг, — я не уверен, но может быть мы сможем… — Он бросился к телефону.