Трое из Жана-Парижа - Айгуль Клиновская

class="p">Он посмотрел наверх. Над ним стояла Тамарка Каримова, одна из самых красивых девчонок в школе, но с большим изъяном. Когда они учились в десятом классе, ее «испортил» Вовка Спаниди, который перед отъездом в Грецию на ПМЖ поделился с кем-то этим фактом. Сарафанное радио сработало мгновенно, и Тамарка пошла по рукам. Сейчас она возвышалась на подоконнике – с божественными ногами в узких, как вторая кожа, джинсах-варенках. Солнце сквозь натертое до блеска стекло подсвечивало нимбом ее темные волосы.

– Спасибо, Тома. А где он? – Андрей завертел головой. Марат Надиров по прозвищу Куба давно стал его лучшим другом.

– Не знаю, подойдет сейчас, наверное. Поможешь спуститься?

Тамарка присела. Глаза ее были густо обведены черным карандашом и подкрашены синими тенями. «Даже на субботник они красятся!» – поразился про себя Андрей и широко улыбнулся.

– Конечно!

Она положила ладони ему на плечи, он обхватил ее за талию и легко снял с подоконника. Тамарка не спешила убирать руки, наоборот, придвинулась ближе и обжигающе коснулась грудью. Андрюхе стало жарко. Спас Марат, который налетел из ниоткуда, облапил в знак приветствия и шепнул:

– Нужно одно дело обкашлять.

– Куда это вы собрались? – возмутилась Ольга, которая прекрасно видела, что произошло у окна.

– У нас рейд по школе, будем проверять, кто как работает, – загоготал большой и добродушный Марат.

– Деловые! – Ольга не унималась. Ее взбесили и Тамарка, и эти двое, увиливающие от работы. – Мы что, лысые, за вас тут пахать?

Марат, несмотря на простецкую внешность и веселый характер, в гневе был страшен. Это могли подтвердить многие, кто на себе испытал сокрушительную силу его кулаков. Но к девчонкам, тем более «сестрам-одноклассницам», как он их называл, Марат относился по-братски нежно.

Когда он с грозным рыком кинулся к Ольге, та мультяшно пискнула и попыталась на всякий случай улепетнуть прочь. Под всеобщий хохот Марат догнал ее в три прыжка, подхватил, как куклу, поволок и усадил на подоконник.

– Не шуми, женщина, делай уборку. Приду – проверю.

И они с Андреем скрылись за углом. К Ольге подскочила задыхающаяся от смеха Айша.

– Ой, не могу! Как он тебя! Это надо было видеть!

Та спрыгнула с подоконника и констатировала с нескрываемым восхищением:

– Вот же здоровенный гад!

Тут же с другого конца коридора кто-то крикнул сдавленным голосом:

– Атас! Генриетта!

Все спешно кинулись изображать бурную деятельность. Ольга, проходя мимо Тамарки, процедила:

– Шалава.

12. Долли тоже едет в Берлин

Оля накануне долго не могла уснуть, прокручивая в голове мамин план проникновения в Европу. На субботнике украдкой смотрела на ничего не подозревающего Фонпанбека.

Примерять на себя новый образ и новую страну, с восторгом понимая, что Германия – это не Жанатас и не Краснокузнецк, было очень приятно. Насчет Каримовой Оля не переживала. Красивая, конечно, стерва, аж глазам больно, но не в том месте родилась. Где-то своей внешностью могла бы самолеты с курса сбивать, но не в Жанатасе, не в Жанатасе. Андрюха не дурак, знал, что Тамарке цена – копейка в базарный день.

Теперь главное, чтобы мама безупречно воплотила свою идею в жизнь. Конечно, когда Ольга ляпнула про спиртное, случился скандал. Пошутила неудачно, с кем не бывает. Уж больно бредовой показалась изначально идея. Надежда Петровна юмора не оценила. Однажды она пришла с мероприятия выпившей, позволила себе расслабиться, сбросить на вечер педагогическую броню. Дочери наблюдали сначала приступ веселья, замешенного на какой-то девчачьей бесшабашности, следующим утром – унылое самобичевание. Дескать, потеряла лицо, явила детям дурной пример. Поэтому Ольгин выпад Надежда Петровна оценила как намек на то «грехопадение».

После субботника все разбежались. Андрей ускользнул по своим пацанским делам. Айша отправилась на примерку платья. Оля пошла домой одна, кое-как отвязавшись от тех, кому было по пути и кто жаждал обсудить грядущий выпускной.

По дороге она думала о вариантах развития событий. Юрковским же ничего не стоит забрать ее с собой. Надо будет – станет Андрюхе женой по-настоящему. А нет – по приезде сразу разведутся. От мысли о Германии в груди становилось сладко и щекотно, точь-в-точь как от газировки с двойным сиропом. Не зря Оля всю жизнь чувствовала себя подкидышем. Значит, Европа. Вот где ее место.

Оля вспомнила вдруг всех немцев, которые учились с ней в школе. Многие уже уехали. Почему она не сообразила раньше и не задружила с кем-то из них? Герка Браун, Лешка Шнайдер, Димка Раенко. У последнего, как и у Андрюхи, тоже мама немка, ничего не помешало ему взять ее фамилию, стать Фишером и усвистать не оглянувшись. А греки? То же самое, могла бы уже сейчас ходить по улицам Афин и срывать апельсины и финики с веток, или что там у них растет. Стало так досадно, даже злость взяла. Ходила, ворон считала, решив, что, кроме Краснокузнецка, нет больше дорог. Ольга могла долго презирать других, но не себя. Поэтому, подумав о бездне упущенных возможностей, она махнула рукой. Что уж теперь себя третировать. Главное, есть еще шанс.

– Бран-ден-бург-ски-е ворота, рейх-стаг, Бер-лин.

Немецкие слоги катались во рту, будто камешки в горной речке. Снова промелькнуло сожаление – приди маме эта светлая идея пораньше, можно было бы и немецкий выучить, и Андрюху забить в ухажеры.

Дома все еще кружили в воздухе отголоски скандала и невысказанных обид. Хмурая Надежда Петровна молча показала на кухонный стол. Там лежал внушительный, кое-как перемотанный газетный сверток в бурых подтеках.

– Это что?

– Свинина. Иду к Юрковским.

Ольга чуть не ляпнула «С богом!», но вовремя прикусила язык. Отношения со всевышним у родительницы, как у члена коммунистической партии, складывались сложно. Сама Надежда Петровна могла упомянуть бога нечаянно, но чужие высказывания на эту тему влекли за собой воспитательную беседу.

Закрыв за мамой дверь, Ольга подняла к потолку глаза и горячо попросила:

– Хоть бы все получилось, чтобы этот хрюн умер не зря.

Минуты потекли неспешно и вязко. Такой разговор с кондачка не заведешь, поэтому будет церемонное чаепитие с обсуждением апартеида в Африке и народных средств от ячменя на глазу.

Просто так сидеть и ждать оказалось невыносимо, поэтому Оля воткнула в магнитофон кассету группы «Каролина». Пританцовывая и подпевая про летний дискобар, она достала швейную машинку, чтобы поколдовать над выпускным платьем. Молнию решила сделать все-таки на спине: сбоку никто не увидит и не оценит.

Шитье было доступным волшебством в скучной реальности. Ольга прикасалась к ткани и сразу видела то, что из нее получится: сарафан в пол, блузка с планочкой или юбка-шорты, сражающая наповал неискушенных жанатасских пацанов. Выходило не хуже,