Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

– Ну что, Вячеслав Аркадьевич, как состояние больного? – озабоченно спросила она.

– Ничего страшного, Мария Егоровна. О-эр-зэ. Я дал ему жаропонижающее. Жить будет.

– Ну, хорошо. В пятую палату его, там сегодня место освободилось. Вера Сергеевна сама ещё пусть его посмотрит… Юрий Анатольевич, летим?

– Сейчас заправят нас, и полетим, – подтвердил Рудницкий.

– Давайте быстрее, там очень серьёзно.

Она продолжала что-то говорить, но я не расслышал, потому что Слава затолкал меня в уазик, и мы поехали.

14

В больнице я лежал всего два раза. Первый раз – в глубочайшем детстве, когда я себя почти не помнил. Мама позже мне сказала, что у меня была корь. Что это такое, я и по сей день не знаю. Второй раз врачи взялись за меня в пионерском лагере, где из-за простуды я попал в «изолятор» – почему-то так называлось там медицинское заведение. Пробыл я в нём недолго, но осталось в памяти чувство тоски и несвободы. Ведь ребята из моего отряда каждый день играли в лапту и футбол, ходили купаться на речку, а вечером смотрели кино про войнушку или про шпионов. Меня же в это время медсёстры кормили какими-то горькими порошками и ставили градусник. А кроме того, я жутко скучал от безделья.

В общем, больница запомнилась мне как нечто неприятное, хотя и необходимое. А здесь к тому же предстояло моё скорое разоблачение как симулянта, и теперь, обеспечив алиби тем, кто организовал мне липовый санрейс, я оставался единственным виноватым в том, что вызвал санитарный вертолёт к себе, здоровому, и якобы ввёл в заблуждение всех: и заведующую санавиацией, и пилота, и врача Славу. И даже главного врача, подписавшую заявку на полёт. Людмила была ни при чём, она только совет дала, а воспользоваться им или нет, я сам решал.

Я прикидывал, какие могут быть от этого последствия. Конечно, меня не убьют за то, что я притворился больным. В лучшем случае я объясню, что действовал так по необходимости. И если с нашей организации взыщут стоимость полёта, я не расстроюсь. Это будет справедливо, ведь работа сделана и груз доставлен. Но в худшем случае, если Суханова опоздает к роженице в Кумору, может начаться расследование ложного вызова. И наверняка ничем хорошим для меня оно не закончится. А кроме того, всё равно мы получим сильный удар по репутации нашей партии, и Вадим Семёнович будет очень недоволен. Так что, пока мы едем, надо что-то изобрести…

И тут я вспомнил, что Татьяна Петровна, когда я рассказал ей про свои проблемы, спросила про зубы у Альберта. И про радикулит. А что, это идея. Не безупречная, но надо попробовать. Радикулит, конечно, не прокатит, у меня никогда его не было, и я не знал, как его на себе показать. И может быть, его тоже надо лечить в стационаре, а мне надо срочно в город. Поэтому остаётся только одно…

Машину сильно тряхнуло на ухабе, и я треснулся головой о потолок салона. Поездишь по таким дорогам, и придумывать себе ничего не надо. А у меня, по-моему, дупло внизу справа намечается. Теоретически оно могло же заболеть? Могло. Ну и вот.

Подъехали к больнице. Слава вывел меня из машины, посадил в вестибюле на стул у стены, сказал подождать, а сам ушёл куда-то. Никаких терапевтических, хирургических и прочих отделений, как в городе, здесь не было. В общем коридоре прогуливались ходячие больные: кто на костылях, кто с повязками, кто без них. У окна разговаривали между собой две беременные. Меня так и тянуло сбежать, но надо было всё-таки попытаться одним махом загладить все углы.

Появился Слава с какой-то докторшей. Видимо, это и есть Вера Сергеевна. Ну что ж, будем играть до конца.

– Вот он, – показал Слава на меня. – Ну, я пошёл.

И он быстро скрылся. Вера Сергеевна сказала:

– Пойдёмте.

Мы зашли в какой-то кабинет, и докторша предложила мне сесть. Я сел и схватился за правую щеку, нарисовав на лице страдание, даже издал стон.

– Что, у вас ещё и зубы? – спросила Вера Сергеевна, стряхивая градусник.

– Почему «ещё»? У меня только зуб и болит, – проговорил я, не разжимая рта. – Со вчерашнего вечера.

– Погодите. – Вера Сергеевна замерла в недоумении. – Мария Егоровна сказала мне, что прибудет больной с простудой. Вот и место вам приготовили в пятой палате.

Я сыграл удивление:

– А вы разве не стоматолог?

– Я терапевт.

– Да нет у меня никакой простуды. Зуб болит, просто невыносимо…

– Вы что, издеваетесь?

– Послушайте. Сегодня утром радист на участке при мне передал: «острая зубная боль». А здесь, в посёлке, другой наш радист, видимо, не разобрал. Может, помехи были, искажения…

Докторша подозрительно посмотрела на меня:

– Как это можно настолько всё перепутать?

– Бывает, и не так путают, – заверил я её. – Как в анекдоте про английский язык: пишется «Манчестер», а читается «Ливерпуль». Так и у радистов: передают одно, а слышится иногда другое. А морзянкой мы не работаем.

И, видя на её лице сомнение, я открыл рот:

– У меня дупло справа внизу. Болит, как сверло заворачивают. Я ночь не спал, анальгина съел две упаковки – не помогает. Вот и решил вертолёт вызвать.

– А что же Вячеслав Аркадьевич мне ничего не сказал? И почему сразу не отвёл вас к стоматологу, а позвал меня?

– Не знаю. Может быть, чтобы вы место в палате для меня не держали… Но когда он прилетел и узнал про зуб, то не удивился. Сам же первый и предположил, что это радист неправильно понял.

Интересно, сказал бы Станиславский, посмотрев на меня сейчас, своё знаменитое «Не верю!»? Вряд ли. Я чувствовал в себе какой-то прилив вдохновения, внезапно открывшийся дар к импровизации. В эти минуты я понимал, почему на актёров сцена действует, как наркотик. Хотя аплодисментов, конечно, я был недостоин. Это-то я знал точно.

– Ну что ж, – сказала Вера Сергеевна, – идите к стоматологу. У неё кабинет слева от гардероба по коридору. Найдёте?

– Конечно, – с гримасой боли кивнул я и вышел.

Ну всё, кажется, выкрутился! Надо было идти за билетом в аэропорт, потом домой, то есть к себе на базу, но я подумал: вдруг Вера Сергеевна, добрая душа, спросит у стоматолога так, между прочим: мол, заходил к вам геолог, бородатый такой парень, которого на вертолёте привезли? И если узнает, что не заходил, поймёт, что всё было разыграно. Я был уверен, что Марии Егоровне она не