Взрослые люди - Марие Ауберт

самой глубины его горла. Он печатал что-то на компьютере, не глядя на меня. Врач кратко рассказал мне о процессе, в какие дни цикла начинать принимать гормоны, как извлекают яйцеклетки. В тот день он собирался всего лишь взять у меня анализ крови и провести гинекологический осмотр.

— Сейчас стало зело модно замораживать яйцеклетки, — сказал он, как будто собирался что-то мне продать, хотя я пришла к нему по своей воле.

— Это я уже поняла, — ответила я и рассмеялась.

Все оказалось открыто: скоро начнется период летних отпусков, в Гётеборге тепло и хорошо, и я заказала столик в ресторанчике, чтобы пообедать и выпить бокал дорогого белого вина за то, что собиралась потратить свои сбережения на извлечение яйцеклеток и сохранение их в банке, в банке яйцеклеток.

— Это зело хорошая возможность, — сказал врач, — для тех, у кого пока нет партнера, и для тех, кто в настоящее время еще не готов к детям.

— Вот именно, — ответила я. — Я хотела бы сделать это после отпуска.

— Может так случиться, что через пару лет вы вернетесь сюда со своим новым хлопцем и сможете использовать свои яйцеклетки, когда вам будет сорок два или сорок три, — сказал он, продолжая барабанить по клавиатуре. — Это же зело замечательно.

Я попыталась представить себе этого хлопца, и мне привиделся высокий бородатый мужчина, через несколько лет он будет сидеть в этом кабинете вместе со мной, черты его лица я не могла разглядеть, но представляла, как на обратном пути он обнимает меня в лифте и говорит: «Скоро мы станем родителями, Ида». Однажды, думала я, лежа на гинекологическом кресле, однажды это должно сработать, однажды после всех женатых и сожительствующих с другими, незаинтересованных и неинтересных мужчин это должно сработать. Одно то, что я лежала на том кресле, заставляло меня верить, что так и случится, у меня будут муж и ребенок, одно то, что я находилась там и собиралась проделать эту процедуру, обещало, что продолжение когда-нибудь последует. Мы с врачом рассматривали мою матку на экране ультразвукового аппарата, он спросил, кем я работаю, я ответила: архитектором.

— Значит, вы рисуете красивые дома, — сказал он.

— Ну да, — подтвердила я. — Я работаю в крупном бюро, мы проектируем в основном общественные здания и занимаемся городским планированием.

Я остановила себя, пока не начала длинное повествование о том, кто что чертит: на кресле, с разведенными в стороны ногами и инструментом внутри меня это было не совсем к месту. Когда я направлялась к двери, чтобы пойти сдать анализ крови, внизу живота у меня все еще было скользко и холодно после ультразвука. Врач пообещал связаться со мной через две недели, после того, как будут готовы результаты обследования, и тогда мы запланируем, когда готовиться и когда все начнется.

* * *

Я СМОТРЮ НА ТЕЛЕФОН. На экране нет пропущенных звонков с номера, который начинается с +46. Кристоффер поворачивает на большой скорости, и меня начинает мутить, я стараюсь не смотреть на полупустую бутылку фанты и пустой пакет из-под чипсов у меня под ногами. Кристоффер растолстел, щеки его округлились, и я начинаю подозревать, что они с Олеей втихаря пьют газировку и едят в машине в отсутствие Марты. Его руки загорели. Марта писала, что в первые дни погода стояла прекрасная, они несколько раз ездили на острова и купались, но теперь погода переменчивая, поэтому я взяла с собой и купальник, и шерстяной свитер.

— А когда приедут мама со Стейном? — спрашиваю я.

— Завтра, — отвечает Кристоффер. — Хорошо, что сегодня вечером мы побудем одни. Марта не совсем в форме.

— Потрясающе! — произношу я.

— Ты знаешь, как это бывает, — говорит Кристоффер и чешет бороду. — Гормоны.

Кристоффер произносит это таким тоном, словно для меня это нечто само собой разумеющееся: «Ты знаешь, как это бывает». Он знает, что я не знаю, как это бывает, но я все же отвечаю ему: «Уф-ф, да».

— Бедная Марта, — говорю я, складываю на груди руки так, что ладони попадают в подмышки, и пытаюсь понять, не воняет ли от меня.

Они не оставляли попыток все три года, что провели вместе. У Марты два раза случались выкидыши. Она не может не говорить об этом, и я выучила всю историю наизусть не хуже, чем она, я знаю, когда у нее месячные и овуляция. При каждой встрече мы беседуем об этом, при каждой встрече с мамой Марта плачет и сетует, что не вынесет этого, что она не хочет быть только мачехой, сейчас уже никто не говорит «мачеха», Марта, отвечает мама и гладит ее по спине, теперь это называется «бонусная мама», бонус, говорит Марта, какой же это, к чертовой матери, бонус, когда у него есть дети, а у меня нет, этому наступит конец, говорю я и тоже глажу ее по спине, и мы с мамой каждый раз заверяем ее, что в конце концов все будет хорошо, ну когда же это закончится, а, кричит Марта. Иногда во время обеденного перерыва я рассказываю коллегам о младшей сестре, которая испытывает жуткий стресс от того, что не может завести детей, говорю, я не понимаю, как она может так жить, ведь есть на свете и другие вещи, на которые стоит потратить свое время, нельзя безостановочно пытаться завести детей.

Мы поворачиваем к даче, и я приподнимаюсь на сиденье.

— Вы покрасили дом, — говорю я.

— Ага, — отвечает Кристоффер. — Ну, если уж честно, большую часть работы сделал я. Красиво, правда?

— Да, — соглашаюсь я. — Очень красиво.

Они выкрасили дачу в белый цвет. Дом всегда был желтым, желтая дача, именно так я всегда рассказывала, это у нас желтая дача. Теперь она выглядит так же, как и все остальные дома в этом районе, совершенно заурядно. Кристоффер берет мою сумку. Я говорю, что сама могу отнести ее в дом, я не такая, как Марта, которая хочет, чтобы Кристоффер помогал ей абсолютно во всем, но Кристоффер говорит: «Все нормально», — и несет сумку дальше. Олея бежит впереди нас по гравию, и по садовой дорожке, и по каменным плитам вдоль изгороди. Она вообще все время бегает, как будто где-то ее ждет что-то интересное. Когда я была маленькой, изгородь состояла из плотных тяжелых туй, но несколько лет назад мама заменила их на жасмин, она сказала, ей захотелось чего-нибудь более воздушного.

Марта выходит на крыльцо, она выглядит усталой и трет лицо. Меня пробирает смех.

— Вы ездили встречать тетю Иду, — говорит она и гладит Олею по волосам.

Олея уворачивается, стряхивает с себя ее руку и убегает.