Ангелина - Александр Козлов

– Игоречечек, – та обворожительно взмахнула ресницами, – тебе ли сомневаться в моей уверенности? Короче, делай, как говорю, не хватало еще, чтобы морды друг другу набили.

Она нежно коснулась ладонью его щеки и поспешила из машины, одновременно не выпуская из виду молодую женщину, которая с решительным видом направлялась к дому Михаила.

Глава двадцать вторая

Ангелина ворвалась во двор бледная, с искрящимся взглядом, подавляя страх и отчаяние.

У флигелька с кучей каких-то тряпок возился дед. Он первый приметил сноху и с тревогой воззрился на копошившуюся рядом супружницу. Варвара Прокопьевна вмиг усекла по его настороженному взгляду, что к ним пожаловали гости. Старая склочница, по всей видимости, ожидала бенефиса, который затеял ее сын, вернувшийся с внуком. Наверняка догадывалась, что молодая мать не преминет нагрянуть вслед, оттого и встретила ее во всеоружии:

– Куда тебя принесло, окаянная? Чай, вильнула хвостом и даже попрощаться не удосужилась! А теперь – здрасте! – явилась…

– Где Антошка? – молодая женщина на мгновение растерялась от напора свекрови, но тут же собрала волю в кулак и зашагала к дому: – Да к черту вас, я сама его отыщу! Антоша! Родненький!

– А ну-ка, стой, хамка этакая! Чего это ты раскомандовалась, как у себя дома! – бросилась та вдогонку. – Я тебя зараз в чувства приведу! Остановись, кому говорю… – старуха запнулась, когда во двор влетела Надежда: «Линка, погоди!». Ангелина обернулась, Варвара Прокопьевна подбоченилась, изображая суровость и несокрушимую твердыню.

– А-а, и ты здесь! – проговорила с презрением. – Так, вижу, что в закадычницы записала – слухами округа полнится! – окинула сноху брезгливым взором. – Да еще и по своим лекалам мерить стала – вона как разрядила, будто не жинка слесаря, а девка на развлечение. Лохмы распустила, платье – одно название, все прелести наружу. Чертыхаться научилась…

Надежда вскипела не на шутку, приблизилась к ней с таким лицом, что каверзница отступила.

– Эй, захлопни-ка для начала свой рот, хрычовка! – выпалила красавица, рассердившись так, как не злилась со времен первой неразделенной любви. – Ты, случаем, не попутала, с кем в перехлест решила пойти? Это на кого ты тявкнуть осмелилась – на меня, что ли? Вижу, поживаешь тут спокойненько, подрываешь всласть ямки кому ни попадя да языком мелешь, как метлой поганой. Так я тебе вмиг мозги на место вправлю – опомниться не успеешь! Завтра спозаранку полицейские загребут в участок, а в суде расскажешь, как подстрекала сыночка глумиться над женой, выгнала ее ни с чем из дома, а еще придумала, как подлить маслица в огонь – выкрала внука лапами Мишенки-Вишенки. Думаешь, соседи не подтвердят? Еще как расскажут, да столько всего наплетут вдобавок, что тебе ввек не открутиться. Тогда вот там, на «курорте» с небом в клеточку, и будешь раскрывать рот, чтоб подлизать тюремщицам, и командовать горшками с испражнениями! – закипала Надежда все сильнее.

Старуха обомлела, вжалась, не спуская с нее испуганных глаз: кто ж знает, что взбредет в голову этой администраторской «простигосподи», того, гляди, и взаправду накличет беды, от которой потом не оберешься. Спорить с такой – только себе вредить!

Дед сноровисто шмыгнул во флигелек – схорониться от бури.

Ангелина оставила свекровь на расправу подруге и, выбивая каблуками звонкую дробь по ступенькам, поднялась в дом. Обежала одну за другой все комнаты – никого. Позвала сына – тишина в ответ. Выскочила обратно во двор.

– Переспроси, если я выражаюсь непонятно! – продолжала атаковать старуху не на шутку разъяренная красавица.

– В доме пусто! – крикнула ей Ангелина, задыхаясь от волнения, с трудом сдерживая рыдания.

Надежда только посмотрела на Варвару Прокопьевну, а та враз выпалила:

– Да на пруд порыбачить пошли!

Ангелина бросилась в калитку, Надежда погрозила склочнице пальцем и побежала следом, Варвара Прокопьевна, держась за сердце, поплелась за ними.

Игорь нервно курил возле машины. Увидев красавицу, махнул ей, куда, мол, ринулись все? Она на секунду остановилась, отправила ему воздушный поцелуй: «Люби меня, и я ворочусь!» и понеслась за подругой. Та уже обогнула ивовую аллею и выбежала на берег искусственного озерца, которое жители нарекли прудом. Там, с деревянного помоста, удили рыбу Михаил и Антошка. Причем они весело о чем-то переговаривались, активно жестикулировали и в целом выглядели очень дружелюбно.

Ангелина окликнула сына, упала на колени и протянула к нему руки. Позабыв обо всем пережитом, ее сердце наполнилось теплом и нежностью, а все тревоги и страхи отступили в мгновение ока. Молодая женщина смотрела на своего сына, как на солнечный лучик, пробивающийся сквозь мрачные облака. Его радостный голос, звонкий как колокольчик над колыбелью, вызвал у нее невольную улыбку, а в глазах заблестели слезы – слезы безграничной любви и счастья.

– Мама! – радостно закричал малыш.

Из-за плакучих ив появилась слегка раскрасневшаяся Надежда.

– Тетя!

Следом – запыхавшаяся Варвара Прокопьевна.

– Бабушка!

Ребенок бросил удочку и подбежал к матери; та обняла, расцеловала, будто не видела вечность. Она прижимала Антошку к себе, вдыхая его запах – свежий, как утренняя трава, и сладкий, как летний дождь, и от этого ее сердце наполнилось спокойствием. В этом объятии Ангелина нашла утешение, которое искала с неистовством разъяренной тигрицы. Все ее треволнения показались ей сейчас незначительными по сравнению с этой искренней, чистой радостью, которую испытывала, обнимая своего сына, и не страшилась своими объятиями причинить ему боль. Она целовала его, словно хотела запечатлеть этот момент в памяти навсегда, чтобы потом, когда мир снова вернется в ее жизнь серой будничностью, она могла в полной мере насладиться воспоминанием об этой искренней любви и тепле.

Михаил тоже поднялся с помоста, молча посмотрел на жену.

– Мишенка! – жалостливо простонала старуха и для убедительности пустила слезу. – Не верил ты мне, что связался с беспутной, вот и накликал беду…

– Тихо! – рыкнул тот на мать, отчего старуха остолбенела больше, чем от угроз «простигосподи». – Не лезь больше, куда не просят. Сам разберусь, если Лина разрешит, а ты же – ни шагу к ней, пока сама не захочет помириться. А не послушаешь, уйду. Живи в доме сама, мне он без семьи не нужен!

– Сыночек, кто ж тебя надоумил-то вот так с матерью родной разговаривать! – залилась старуха непритворными слезами. – Я же все делала только ради тебя, сынок мой!

– Лучше уходи сейчас, – просверлил ее суровым взглядом «сыночек».

Слова Михаила, острые, как битое стекло, вонзились в самое сердце Варвары Прокопьевны. Никогда прежде сын не позволял себе подобной резкости, и от этого нежданного удара у нее затряслись колени, подкосились ноги. Земля ушла из-под ног, и противная дрожь пробрала все тело. Старуха