Ты пахнешь как мечта - Эллин Ти

надеясь, что никто и никогда хотя бы под эту стену не решился справить нужду, иначе я просто не переживу запаха и придется выкидывать любимую куртку, потому что носить я ее уже точно не смогу, даже если постираю раз шесть подряд.

– Присаживайся, – подаю Есе руку и помогаю опуститься на пол на куртку. Она идет на контакт очень легко, словно даже не понимает, что я хочу от нее и что с ней делаю. Так странно она реагирует на происходящее, что даже страшно немного. – Есь, очнись, пожалуйста, мы просто в лифте застряли, ничего страшного, слышишь?

– Да я честно в порядке.

– А чего такая тогда? – усаживаюсь рядом с Есенией и кладу телефон на пол – фонариком вверх, чтобы тот освещал все пространство.

– Если я скажу, ты наверняка посчитаешь меня идиоткой, – усмехается чуть нервно, заправляя за ухо прядь волос, и откидывается на стенку лифта спиной, расслабляясь окончательно.

Веду бровью и качаю головой, без слов спрашивая, о чем она там думает и почему не собирается рассказывать. Я требую, блин!

– Не посчитаю, клянусь, – присаживаюсь рядом с Есей, касаясь плечами ее плеч. Очень мало места, еще и два огромных пакета пространство занимают. Даже ноги не помещаются на всю длину – приходится сгибать в коленях.

– Мне очень неловко быть так близко к тебе после всего, что между нами было. Я знаю, что это глупо, что люди расстаются спокойно и даже дружат потом и детей друг другу крестят, но я не могу. Такое ощущение, что ты знаешь обо мне слишком много, каждый раз рядом с тобой я словно голая.

Это… вау. Ну, идиоткой я ее из-за этого точно не посчитаю. В любом случае она права – я знаю о ней слишком много. У меня было два года, чтобы узнать, и я не терял возможности, не жил ни дня впустую.

– Это все в твоей голове, Есь, – пытаюсь немного ее успокоить. Просто нам сидеть тут черт знает сколько, и она не должна каждую минуту из возможных чувствовать себя настолько ужасно. – Платье у тебя очень красивое, – несу откровенную чушь, но надеюсь, что это сойдет за намек, что я не вижу ее голой, а замечаю все детали. Хотя почему чушь? Платье действительно очень красивое. – Тебе очень идет. А то, что было между нами…

– Нет, не говори ничего! – Еся вскидывает руку, призывая меня молчать. – Было и было, все. Новая жизнь, новые люди, вспоминать прошлое – глупо. Глупо же? – смотрит на меня с надеждой, и в этот момент я не понимаю, какой она ответ хочет от меня услышать. То ли «да», чтобы мы прекратили этот разговор, так и не начав его. То ли «нет», чтобы сели вдвоем и вспоминали все хорошее, что было между нами.

– Ну почему сразу глупо? – решаю сказать то, что хочется мне, и не пытаться считать желания Еси. – Оно же было. И было классное. Помнишь, как в зоопарке ты ела банан, а обезьяна высунула лапу и забрала его у тебя?

– О да! Ты потом мне купил целую связку, чтобы я не расстраивалась, потому что больше, чем бананы, я люблю только…

– Мандарины, – говорю с ней одновременно и резко замолкаю, заметив растерянность на ее лице. Не думала, что я помню? В конце концов, не идиот же я, забыть два года из своей жизни. Это невозможно выкинуть. Я могу не помнить какие-то детали, но тот факт, что я каждый раз затаривался бананами и мандаринами, приезжая к ней, забыть невозможно.

– А ты ешь эти ужасные зеленые твердые яблоки, от одной мысли о которых у меня зубы сводит! Вот сколько раз пыталась понять, что в них вкусного, – не смогла!

– Они прекрасны, кто бы что ни говорил, – смеюсь, радуясь, что Еся не решилась снова впадать в уныние и поддержала разговор о прошлом. Об этом важно говорить. Важно показать друг другу, что мы вспоминаем обо всем с улыбкой, а не со злостью, чтобы была возможность общаться и дальше нормально. Потому что жизнь сталкивает нас, и я чувствую, что встретиться нам еще не раз придется. Вон, сестра моя слишком прониклась к Есе теплыми чувствами, да и Мир… если у них что-то получится, нам придется видеться часто. Не уверен, что готов на это смотреть, но придется.

– Интересно, мы тут надолго? – спрашивает Есеня, глядя внезапно мне прямо в глаза. Тусклый свет от фонарика не позволяет рассмотреть все красивые крапинки, что есть в ее радужках, но я и без того отлично помню, как прекрасно это выглядит.

Мы слишком близко. Лифт до ужаса крохотный, и, повернувшись лицами друг к другу, мы практически касаемся носами.

– Не знаю, – веду плечами, – будем надеяться, что Мирослав справится быстро. Ты в порядке?

– Кушать хочу, – хихикает, смущаясь, и в подтверждение ее словам желудок издает тихий жалобный звук. – Видишь, не вру.

– Выпечка, что я привез, должна быть еще теплой, – трясу головой, сбрасывая с себя секундное наваждение, и достаю из бумажного пакета круассаны, которые так сильно рекламирует моя сестрица. Протягиваю Есе один, убирая пакет на колени. – Лопай.

– А ты? – удивляется, глядя на меня. – Ешь тоже, я не буду одна! И еще… – Еся тянется к одному из своих пакетов, роется там, роняя сыр и овсяные хлопья, но потом с победным видом достает бутылку кефира, сложив все, что уронила, на место. – Так вкуснее. Ты же любишь кефир. Держи.

Люблю. И она это знает.

– Раз едим вдвоем, значит, и пьем вдвоем. Не брезгуешь? – открываю бутылку и делаю один глоток, протягивая Есе.

– Я – нет, – тоже делает глоток, глядя мне прямо в глаза. Эта Еся – кошечка. Она разительно отличается от той Еси, что я видел в больнице или на парковке после аварии. – А ты?

Хочется сказать пошлую шутку. Что брезговать пить из одной бутылки после того, как губами все места друг друга изучали – глупо. Но молчу. Просто делаю еще один глоток, молча отвечая на все вопросы.

Но судя по смущенной улыбке Есении, она то ли думает об этом же, то ли умеет мысли читать…

Глава 14. Демид

JONY – Регресс

Мы сидим уже часа полтора. Круассаны закончились, кефир тоже, а вот темы для разговоров – нет.

Миру позвонил, но из-за дерьмовой связи с трудом понял, что там к чему. Вроде какая-то крупная поломка с электричеством во всем районе, и мы не единственные, кто застрял в лифте, а вот бригада по