Иерусалим - Сельма Лагерлеф

Старик внимательно поглядел на него и вдруг замолчал.

— Эге! — сказал он, взглянув на обломанную доску стола. — Мне, пожалуй, еще придется взять тебя в свои руки. — Он поднял отломанные куски и приложил их к прежнему месту. — Вот молодец! Ты можешь показывать себя за деньги на ярмарках! Ах, шельмец! — Он похлопал Ингмара по плечу. — Да, ты действительно создан быть учителем!

И в одно мгновенье он снова вскочил на очаг и начал играть. Теперь его музыка звучала совершенно иначе. Он отбивал такт ногой и играл в бешеном темпе.

— Это полька Ингмара-младшего! — крикнул он. — Эй, эй! Танцуйте все в честь Ингмара-младшего!

Гертруда и Гунхильда были красивые девушки, и у них не было недостатка в кавалерах. Ингмар танцевал мало, он почти все время беседовал с пожилыми крестьянами, сидя в углу комнаты. В перерыве между танцами вокруг Ингмара собралась толпа, как будто всем доставляло радость снова видеть его.

Гертруде показалось, что Ингмар о ней совсем позабыл, и ей стало очень тоскливо.

«Теперь он понимает, что он сын Ингмара-старшего, а я всего только Гертруда, дочь учителя», — подумала она и сама удивилась, что эта мысль так огорчает ее.

Во время перерыва между танцами молодежь выходила на воздух, хотя весенняя ночь была холодная и легко можно было простудиться.

На дворе было темно, хоть глаз выколи, и так как никому не хотелось пускаться в путь в такую темень, то все говорили:

— Побудем здесь еще немножко, скоро взойдет луна, и будет светло.

Ингмар стоял с Гертрудой в дверях, когда к нему подошел хозяин.

— Пойдем, я хочу тебе кое-что показать, — сказал он.

Он взял Ингмара за руку и провел его через кустарник позади дома.

— Встань-ка, да погляди вниз, — сказал он.

Ингмар посмотрел в ущелье, на дне которого что-то неясно белело.

— Это, должно быть, Лангфорс, — сказал он.

— Разумеется, это Лангфорс, — сказал Ингмар-сильный, — Ну? Как ты думаешь, зачем нужен этот водопад?

— Здесь можно поставить лесопильню или мельницу, — сказал Ингмар.

Старик, смеясь, похлопал Ингмара по плечу и подтащил его к краю, словно желая сбросить его вниз.

— А кто же, интересно, должен поставить здесь лесопильню? Кто должен нажиться и выкупить Ингмарсгорд?

— Да-да, я и сам думаю об этом, — сказал Ингмар.

Тогда Ингмар-сильный начал развивать придуманный им план. Ингмар должен убедить Тимса Хальвора построить на водопаде лесопильню и тогда сдать ее в аренду Ингмару. Уже много лет старик обдумывал, как бы помочь сыну Ингмара-старшего вернуть себе богатство.

Ингмар долго смотрел в ущелье.

— Ну, хватит, пойдем опять танцевать, — сказал Ингмар-сильный.

Но Ингмар не трогался с места, и старик терпеливо ждал его. «Если он сын своего отца, то он не ответит ни сегодня ни завтра; таким людям, как он, нужно время, чтобы все обдумать».

Пока они так стояли, неподалеку раздался громкий, яростный лай собаки.

— Ты слышишь что-нибудь, Ингмар? — спросил старик.

— Да, собака гонит дичь по лесу, — отвечал Ингмар.

Лай приближался, казалось, что охота должна промчаться мимо избушки. Старик схватил Ингмара за руку:

— Пойдем скорей!

— Да, что случилось? — спросил Ингмар.

— Молчи и иди скорее в дом, — отвечал старик. Пробежав несколько шагов, они услышали резкий лай где-то совсем рядом.

— Да, что это за собака? — несколько раз спрашивал Ингмар.

— Скорее, скорее! — торопил его старик. Он втолкнул Ингмара в сени, а сам стал старательно запирать дверь. — Быстрее, входите все, кто еще остался на дворе! — громко кричал он.

Он держал дверь полуоткрытой, и молодежь протискивалась в нее со всех сторон.

— Скорее, скорее! — кричал он и в нетерпении топал ногами.

Всем собравшимся в избушке стало страшно, и они хотели знать, что же случилось. Наконец все вошли, и хозяин запер дверь на засов.

— Вы с ума сошли! Спокойно разгуливаете, когда слышите лай горной собаки! — сказал он.

В эту минуту лай раздался возле избушки, собака несколько раз обежала вокруг, не переставая злобно лаять.

— Разве это не простая собака? — спросил один из парней.

— Поди и помани ее, если осмелишься, Нильс Янсон.

Все молча прислушивались к лаю, который, не смолкая, слышался возле дома. Понемногу этот лай стал казаться им зловещим и ужасным; они испугались, и многие побледнели как смерть. Нет, это, очевидно, была не просто собака, а какое-то чудовище, вырвавшееся из преисподней.

Только старик-хозяин осмеливался двигаться; сначала он затворил ставни, потом начал тушить свечи.

— Нет-нет, — кричали женщины, — не туши свет!

— Дайте мне сделать то, что пойдет нам всем только на пользу, — сказал старик.

Кто-то ухватил его за полу.

— Разве эта собака может нам что-нибудь сделать?

— Она — нет, — отвечал старик, — опасно то, что следует за ней.

— А что следует за ней?

Старик остановился и прислушался.

— Мы должны теперь сидеть совершенно тихо, — сказал он.

В комнате воцарилась мертвая тишина, не слышно было даже дыхания. Лай собаки еще несколько раз раздался вокруг дома. Потом он начал стихать, слышно было, как собака промчалась через Лангфорсовское болото и скрылась на горе, по ту сторону долины. Все стихло.

Тогда один из парней не удержался и сказал:

— Собака убежала.

Ингмар-сильный, не говоря ни слова, протянул руку и зажал ему рот — снова наступила тишина.

Вдруг издали, с вершины Клакберга, раздался длинный, протяжный звук. Он напоминал не то завывание ветра, не то звук охотничьего рога. Звук этот повторился несколько раз, вслед за ним послышался шум, топот и фырканье лошадей. С горы, казалось, неслась бешеная охота. Слышно было, как она мчалась по склонам горы, через опушку леса, мимо их избушки. Казалось, что гром сотряс землю, что вся гора обрушилась вниз, в долину. Когда шум пронесся мимо избушки, все съежились и опустили головы. «Сейчас нас раздавят!» — думали они.

Их пугала не столько мысль о смерти, сколько то, что это мог быть сам князь тьмы, шествующий среди ночи со всем своим полчищем. Они с ужасом различали в общем шуме вопли и стоны, вой и рыдания, рев и хохот, свист и визг. И когда то, что издали казалось грозой, налетело на них, они различали бешеный вой, резкий звук рога, треск огня, завывание духов, насмешливый хохот чертей и хлопанье больших крыльев.

Казалось, что разверзлась вся преисподняя и выпустила на землю все свои ужасы.