Брянские зорянки - Николай Егорович Бораненков

бываю подвержен простуде, хроническим радикулитам, катарам верхних дыхательных и потому просил бы у стола в кабинете кадочку пареных отрубей. И желательно ячменных, с запахом пива. Ячмень мне сильно помогает. После сеанса отсидки в овсяных отрубях я, как обычно, лежу в постели двенадцать суток. А с ячменными пустяк. Только восемь.

— Да… Ячменных отрубей будет достать трудно. Вблизи гарнизона зерноскладов нет. Но что поделать? Попробуем связаться с пивзаводом. Еще что?

— Видите ли… у меня бывают частые… Вы понимаете меня… Поэтому я бы просил простокваши по два, нет, желательно по три стакана в день.

— Еще что? — записав в блокнот простоквашу, спросил кадровик.

— Видите ли, днем я предпочитаю послеобеденный взбадривающий, восстанавливающий тонус двухчасовой сон. Поэтому я просил бы рядом с кабинетом спаленку с соответствующей моему возрасту постелью.

— Еще что? — чуть не застонал кадровик.

— Видите ли, находясь на ответственном посту, я должен, как этого требует каждодневно пресса, непрерывно повышать свои знания. Поэтому я просил бы там же в спальне телевизор (марка безразлична) — небольшой экранчик для просмотра кинокартин.

— Еще что? — прохрипел кадровик. Его начинало трясти.

— Видите ли… Ко мне могут приходить гости, товарищи по работе. Ну, сами понимаете, гостей не станешь угощать чаем, простоквашей. Теперь это не в моде. Поэтому я бы просил…

— Е… еще что? — позеленел кадровик.

— Видите ли, после приемов у меня могут быть приступы… Поэтому я бы просил прикрепить врача. Можно и медсестру. Желательно помо…

Кадровик сжал кулаки.

— Послушайте вы, старый пень, обложенный отрубями. А работать… Работать кто же будет за вас?

— Ах работать, — встал облысевший. — Работать поищите другого. Пардон. Я нанимаюсь руководить.

Он сгреб портфель и вышел за дверь.

Оборотистый Тарас

Удивительное дело! И откуда у Тараса Григорьевича взялась такая любовь к заведующему складом запсельхоздеталей Кондрату Кузьмичу? Откуда такая нежнейшая любезность, такой благопристойнейший подход? Бывало, раньше Тарас Григорьевич духу его не переносил, видеть не хотел. На совещаниях и районных конференциях поносил начальство запсельхоздетали на чем свет стоит, критиковал и очно и заочно. А тут вдруг воспылал такой любовью! Чуть только завидит Кондрата Кузьмича — сейчас же снимет шляпу, отвесит земной поклон. Коль подойдет поближе — пожмет ручку, осведомится:

— Ну, как здоровьице? Жена, детишки? Живехоньки, здоровехоньки? Ну бывай, бывай…

А на днях Тарас Григорьевич оказал такую любезность Кондрату Кузьмичу, что тот даже чуть не потерял дар речи. В то время когда Кондрат Кузьмич уходил со службы, ему навстречу пожаловал Тарас Григорьевич. И не с пустыми руками, а с большим лукошком, из которого невинно выглядывали три петушка.

— Здравствуйте, Кондрат Кузьмич. Не откажите нам в любезности. Примите, — протянул лукошко Тарас Григорьевич.

— За что? Зачем? Не понимаю! — опешил Кондрат Кузьмич.

— Да вы возьмите. Пригодятся. Петушки что надо. Можно на суп, можно в бульон.

— Гм-м, да, — промычал Кондрат Кузьмич. — А сколько будет стоить?

— Фу-ты, ценность какая! — фыркнул Тарас Григорьевич. — Да у нас в колхозе столько птицы, что сам бес не перечтет. Одни лисицы сколько пожирают! Так что кушайте во здравие и поправляйтесь.

Он приподнял над макушкой шляпу, любезно улыбнулся и ушел.

«Какая честность! Какое благородство! — восхищался Кондрат Кузьмич. — Другой не успеет тебе сделать пустячную любезность, а уже заломит этакое одолженье! А этот ушел без всяких просьб и даже без намеков. Вот это душевный человек!»

Однако же Тарас Григорьевич был не из тех, кто даром преподносит колхозных петушков. Не прошло и месяца, как он подкатил к складу на трехтонке и как бы между прочим заговорил о складских делах.

— Хорош у тебя складик, Кондрат Кузьмич! Чертовски хорош! И благоустроен и вместителен. Только вот порядку маловато.

— Порядку, говорите?

— Ну да! Все загружено, захламлено деталями. Беда!

— Почему беда? Как раз и хорошо, что много запчастей.

— Хорошо, да не совсем.

Тарас Григорьевич отвел Кондрата Кузьмича в сторонку, подчеркнуто оглянулся на ворота и по секрету зашептал на ухо:

— Слыхал я, братец, едет к нам комиссия из центра. Будут проверять — дошла ли запасная часть до потребителя. А у тебя тово… валяется на полках. Изобьют…

— Да, ты прав, — вздохнул Кондрат Кузьмич. — Только что звонил предрайисполкома, спрашивал: «Выбирают?» — «Выбирают, говорю, помаленьку?» — «Что значит помаленьку? Надо, говорит, поднажать. Пусть каждый колхоз запасется дефицитными деталями».

— Вот и я про то. На кой леший тебе держать товар, наживать себе инфаркт. Сбывай его, и крышка.

— Кому сбывать, когда не едут?

— От чудак-рыбак! — всплеснул руками Тарас Григорьевич. — По морю плавает и пить просит. Да продавай хотя бы мне.

— Да много ль ты возьмешь?

— Ну, брат, ты меня просто обидел, — отвернулся Тарас Григорьевич. — Что я, нищий, что ли? Не в состоянии купить у тебя сотню гуков?

— Сотню гуков? — удивился Кондрат Кузьмич. — Да ты что? Зачем тебе так много? Ведь это же на весь район?

— Не за себя, а за тебя пекусь. Выручить хочу как друга, — прожужжал Тарас Григорьевич. — Склад от лишнего очистить…

— А и то правда, — повеселел Кондрат Кузьмич. — Как говорится, сбыл — и с плеч долой. Давай бери что надо.

Тарас Григорьевич крякнул от удовольствия, дал команду грузчикам и начал отбирать детали. Душа его пела. Плутоватые черные глаза горели жадностью. Он брал ящиками гуки, цепи, шестерни, ножи — все, что попадало под руку, на чем останавливался его взгляд.

— Коленчатых валов не возьмете? — предлагал зав-складом.

— Возьмем! Все возьмем! — гремя болтами, отвечал вошедший в азарт председатель.

— А шпоры из-под трактора «фордзон»? Тридцать пять лет лежат без сбыта.

— Шпоры? Давай и шпоры!

…Создав медвежьи запасы дефицитных деталей, Тарас Григорьевич во всеоружии встретил уборку. Все его тракторы и комбайны работали бесперебойно. Малейшие неисправности устранялись на ходу. План жатвы выполнялся с рекордными цифрами. В первую пятидневку Тарас Григорьевич вышел на третье место по району, а еще через одну вырвался в передовики. Восторгу его не было предела. Он ходил по деревне, как петух, одержавший победу в тяжелой драке. С радостью принимал корреспондентов, давал интервью. А в это время председатели соседних колхозов мотались по району в поисках запасных частей.

Первым к Тарасу Григорьевичу наведался председатель сельхозартели «Красная смычка» Егор Иванович Сковородкин — неповоротливый здоровяк в синем галифе, заправленном в хромовые сапоги, и белой косоворотке, подпоясанной шелковым пояском.

— Тарас Григорьевич, выручай, — взмолился он, едва перевалив через порог. — Всего только два гука. Два лишь гука — и рожь спасена.

— С удовольствием, Егор Иваныч. Чего же не помочь, — пригласив гостя к столу, рассыпался в любезностях Тарас Григорьевич. — Баш на баш. Мы вам два гука, а вы нам бычка.

— Какого бычка? — насторожился Егор Иванович.