Кошка из мастерской - Ён Сомин

в чашках. Это прочная керамика, обожжённая в печи при 1250 градусах. Чёрный кофе вкуснее, если налить его в селадоновую[3] чашку цвета нефрита. А сладкий кофе, о котором я говорила, нужно обязательно пить из глянцевой белой посуды. Может, потому что она своим видом напоминает сахар, и кофе в ней кажется вкуснее.

Не развеяла таинственность местного кофе и молодая девушка.

– Я тоже поначалу не верила. Думала, что посуда не имеет значения. Это всё звучит как легенда о черепе, из которого отпил Вонхё[4]. Но в этих чашках кофе удивительным образом ощущается по-другому. Точнее, тут дело скорее в аромате, а не в самом вкусе. Знаете, я химик, и это мне довольно долго не давало покоя. Даже пришлось провести исследования! Угадайте, что я выяснила? Поверхность керамики вступает в химическую реакцию с частицами кофе. Говорят же про керамику, что она «дышит».

– Удивительно!

Верь не верь, но слова женщин странным образом звучали убедительно.

«И правда, может быть, секрет не в зёрнах, а в керамической посуде», – подумала Чонмин и крепко взяла чашку обеими руками. Чашка была заполнена льдом, но при этом казалось, что ощущаешь только жар в 1250 градусов. Сама мысль о такой температуре была непривычна. Чонмин чувствовала, как от ладони по кровеносным сосудам в вены передалось тепло. В отличие от лёгкого ветерка кондиционера это тепло проникало глубоко в кости и снимало напряжение. Тело стало мягким и беспомощным. Холод не может победить тепло. Чонмин подумала, что ещё не раз вспомнит вкус этого кофе. Точнее, не вкус, а, как сказала девушка из мастерской, аромат.

– Вы случайно не продаёте посуду, которая там выставлена?

– Конечно, продаём. Не стесняйся, выбирай. Все чашки и кружки на продажу – в стеллаже, слева.

В отличие от посуды, аккуратно выставленной поштучно в больших магазинах с непомерно высокими ценами, здесь чашки стояли не особенно аккуратно. Они теснились и даже громоздились одна на другую. Чонмин испуганно подумала, не побьются ли они таким образом. Однако всё выглядело так привычно, словно шкаф с посудой дома на кухне. Когда она увидела белоснежную вытянутую кружку, сами собой в голову пришли мысли о карамельном макиато. При взгляде на чашку, где белый цвет переходил в нефритовый, Чонмин подумала о чае с молоком. Ещё там была чёрная как смоль малышка без ручки – даже захотелось тут же купить какое-нибудь хорошее мороженое и приготовить аффогато[5]. Может, так повлияли слова хозяйки мастерской об «эффекте» от посуды – проработав много лет со словами, Чонмин легко окуналась в мир, которые они создавали. Она бережно, одну за другой, брала чашки обеими руками, ощущая ладонями их тепло. Ей стало интересно, какая же температура внутри горячей печи, в которой они обжигались. А ведь только что Чонмин вся вспотела и проклинала лето. Её нелогичное желание найти жар более невыносимый, чем погода на улице, заставляло задуматься.

– Я люблю кофе. По работе я часто не спала ночами. Мне бы такую… бодрящую чашку.

– Может, тогда сделаешь её себе сама?

Женщина предложила это так же легко и непринуждённо, как когда она звала Чонмин выпить кофе. Она умела говорить так, чтобы собеседник не почувствовал себя чем-то обязанным.

– У меня руки не из того места, это не для меня. Ничего не получится.

– Об этом не беспокойся. Вот она тоже была новичком, – хозяйка кивнула на молодую женщину, которая успела вернуться к кругу, – но теперь её работы уже продаются на ярмарках. Желания вложить что-то в посуду уже достаточно, чтобы начать.

«Желания что-то вложить в посуду…» В мыслях девушки снова пронеслись карамельное макиато, чай с молоком и аффогато. Понятно, что можно вложить что-то большее. Керамика обжигалась в печи при 1250 градусах и выходила оттуда горячая и твёрдая. Разве сможет она в себя вместить и что-то нематериальное, без запаха и веса?

– Ты здесь живёшь? – спросила хозяйка мастерской, прихлёбывая кофе.

– Да. Деревня Памгаси, четвёртая вилла. Переехала сюда чуть больше года назад.

Женщина широко распахнула глаза от любопытства:

– Так близко? Может, мы с тобой уже виделись.

– Вряд ли. Я всё время сидела дома, – беспомощно улыбнулась Чонмин.

– Я такая же. На самом деле я совсем недавно вылезла из своей пещеры наружу.

Чонмин прикусила губу.

«Я вытащу тебя из пещеры».

Эти слова ей уже говорили. Ей всегда казалось, что в намёке, что что-то делается во имя тебя, есть что-то обязывающее. Тот человек пытался быть хорошим другом, но для Чонмин, которая никому не могла даже минимально довериться, это звучало как угроза, как требование выставить себя напоказ.

– Но ведь пещера – это не обязательно что-то плохое, согласна? – Слова собеседницы прозвучали неожиданно.

Чонмин медленно кивнула, непонятно почему чувствуя себя в безопасности рядом с этой женщиной. Она продолжала сжимать чашку обеими руками.

Чтобы договориться о расписании занятий, пришлось затронуть опасную тему распорядка дня. Слегка смутившись, Чонмин сказала, что сейчас отдыхает от работы и у неё предостаточно свободного времени. Это было, конечно, небольшим преувеличением: её слова звучали так, будто она просто в отпуске. Обычно, когда кто-то признаётся в своей безработице, его начинают расспрашивать, как при приёме на работу: «Чем вы занимались до увольнения?» – и прочее. В финале этого фарса вас ждёт наигранное беспокойство: «Ох, вам, наверное, очень тревожно!», но будьте уверены – выводы о вас уже сделаны. Вас распределили в одну из двух коробочек: либо вы человек без амбиций, зато с неопределённым будущим, либо у вас проблемы с адаптацией в обществе. Однако хозяйка мастерской просто сказала: «Свобода – это хорошо». В этот момент Чонмин осознала, что рядом с этой женщиной можно не волноваться, она не стремится влезть в личную жизнь учеников и не будет их осуждать.

– Как насчёт начать с двух занятий в неделю, по вторникам и четвергам? Нужно познакомиться с глиной, для этого две недели позанимаемся ручной лепкой. Затем одно занятие перенесём на выходные, чтобы ты позанималась в группе. Меня зовут Чохи, можно называть меня «учитель». А это Чихе-си, твоя сонбэ[6] по мастерской.

Закончив говорить, Чохи внезапно вырвала из календаря страницу с августом. Она обвела дни, когда у Чонмин занятия, и отдала ей страницу. Благодаря цифрам, заполнявшим квадратный листок, Чонмин действительно ощутила, сколько продлится месяц.

Всего 60 %

– Как насчёт вторника и четверга?

Подобно тому как после выключения света в глазах ещё какое-то время остаётся чёткий силуэт лампочки, слова Чохи продолжали звучать в ушах Чонмин. Накануне она даже впервые за долгое время поставила будильник. Пришлось залезть в журнал и окунуться в старую жизнь: в нём остались пометки о сигналах с семи до девяти утра с шагом в пять минут. Несмотря на непреходящее ощущение бессилия, Чонмин испытала облегчение оттого, что больше не обязана так жить. Будто впервые в жизни ей разрешили отдохнуть ещё немного.

Стоило девушке открыть глаза на следующее утро, как в её ушах снова зазвучали слова Чохи. На этот раз о том, что нужно обязательно плотно позавтракать перед занятием. Чонмин впервые за долгое время полноценно поела и вышла из дома. Она даже не ожидала, что предвкушение учёбы так взбодрит её. Бегущая по её телу энергия представлялась ей ярко-жёлтой и очень непривычной субстанцией. Такого цвета в ней быть не должно, а если бы и был, она бы с ним не справилась.

В деревне Памгаси в каждой вилле – от первой до четвёртой – располагались местечки, где можно было что-то купить или съесть: обычно на первом этаже была корейская забегаловка, магазинчик или старое кафе, а выше находились жилые помещения. Учитывая отсутствие туристов и пожилой возраст местных жителей, у молодёжи легко могло сложиться впечатление, что это скучный район.

Мастерская находилась в самом потаённом переулочке, который выходил к начальной школе и вилле под номером 2. Сегодня Чонмин оделась по сезону и избежала потных страданий предыдущей прогулки. Внимательно осмотрев мастерскую снаружи, она увидела увитую плющом вывеску:

Простой лаконичный шрифт на белом фоне, который сливался со стенами. Чонмин открыла дверь, уже