Венера в русских мехах - Татьяна Васильевна Бронзова

– А в прошлый раз, в начале августа, я ему сказала, что больше не приду. А он мне кричит: «Тебе же хуже будет». Эта встреча должна была состояться сегодня. Понимаешь? А я не пошла! – хлюпала носом Людка. – Я к нему не пошла! – кричала она, рыдая. – Что же теперь будет?

– Нам надо срочно уехать, – решительно сказал Петр.

– А как же институт?

– Завтра же попытайся взять академический отпуск на год. Эти владимиры ивановичи нас в покое не оставят. Права Молчанова. Нам всем надо затеряться в Сибири. У меня в Новосибирске есть друг. Устроимся у него. Не пропадем! А через год, когда все уляжется и забудется, мы вернемся.

Из угла мастерской, протягивая им свою кепку, взирал на них великий вдохновитель новой жизни Владимир Ильич Ленин.

Майор Скобцов не забыл своей угрозы и выполнил ее в тот же день.

Около двенадцати часов ночи в дверь позвонили. На пороге стояли трое в штатском. Петра увели. Людмиле приказали собрать свои вещи и ехать домой, а дверь мастерской опечатали.

Глава 24

Людмила выросла, как говорится, в неполной семье. Отец ушел от них, когда ей было пять лет, а ее младшей сестре всего два месяца от роду и она только училась говорить слово «агу». Мать Людмилы Елена плакала, а бабушка радовалась его уходу:

– Алкоголик проклятый! Деньги все равно все пропивал, никакого от него толку, – успокаивала она дочку. – Я всегда была против твоего замужества с этим уродом. Да нам без него лучше будет.

– Кому я теперь нужна с двумя детьми? – сокрушалась Елена о своей женской доле. И действительно, была она еще очень молода. Всего двадцать семь лет. Сама Елена тоже росла без отца, который погиб в самом конце войны.

– Уж такова наша судьба без мужиков жить, – причитала бабушка.

Они жили бедно. Отец бесследно исчез в алкогольных конвульсиях, и никаких алиментов на детей от него не поступало. Елена работала машинисткой в каком-то НИИ и часто брала работу на дом.

– Все стучишь, стучишь на машинке. Сходила бы куда. Развеялась, – иногда жалела свою несчастную дочку мать.

Сама же она получала небольшую пенсию, вела хозяйство и воспитывала внучек. Окончив курсы кройки, шитья и вязания, она все шила и вязала своими руками. Так что девочки были всегда хорошо и модно одеты, хотя их платьица были из простых тканей, а свитера и кофточки – из обычной домашней шерсти. Причем Людка свои вещи не занашивала, и со временем все это передавалось младшей сестре Даше. Брала бабушка и заказы от знакомых. Так девочки и росли под звуки печатной и швейной машинок. Почти оркестр!

Людмила никогда не училась на «отлично», но стабильно переходила из класса в класс как хорошистка. Каждое лето с пятнадцати лет она подрабатывала в магазине около дома, сортируя овощи для продажи, и к началу нового учебного года покупала себе новые туфельки. У нее рано появились ухажеры, но долго они не задерживались. Лишь в десятом классе она влюбилась, сходила с ума, даже на несколько дней убегала из дома. Но к весне вдруг ее угар как рукой сняло. Она засела за учебники и усиленно стала готовиться к выпускным экзаменам. Мама с бабушкой мучались вопросом о ее будущем после школы, но она сама определилась и огорошила их своим решением.

– Буду поступать в медицинский. Самая лучшая профессия для женщины, и в семье полезная, – объявила она.

– Не поступишь! Туда конкурс большой, – воскликнули ее родные.

Но Людка была упряма. Обычно она добивалась того, что задумывала. Всю весну она очень много занималась и неожиданно получила очень хороший аттестат.

– Все равно не поступит без протекции, – сетовала бабушка. – Елена, ты позвонила бы тому профессору, которому на прошлой неделе его книгу по медицине печатала. Яковлев, кажется, его фамилия. Сказал, что скоро принесет еще работу. Может у него там, какие знакомые в институте этом есть.

Елене было неудобно, но она уступила и набрала номер телефона. Судьба дочери ее волновала больше, чем собственная щепетильность.

– Здравствуйте Михаил Юрьевич, – робко начала она, когда услышала его голос. – Уж и не знаю можете ли вы мне помочь… У меня к вам просьба. Дочка моя, Людочка, с детства грезила быть врачом. Только и мечтает, чтобы людей лечить. Может быть, у вас есть кто знакомый в этом медицинском институте. Если вы нам поможете, и она поступит, то я вам все ваши работы бесплатно печатать буду. Должница ваша буду на всю жизнь.

Усилия матери не пропали даром. Людмила поступила, а Елена с потрохами продала себя в рабство профессору.

Стипендия была маленькая, и Люда опять нашла себе подработку. Теперь в «Союзпушнине». Там она получала не только деньги, но одела себя и мать в роскошные капроновые колготки и обеспечила семью на несколько месяцев, продав французские духи на круглую сумму. Когда Людмила переехала к Петру, мать с бабушкой были не очень довольны такими неузаконенными отношениями, но потом, поняв, что Петр – успешный скульптор и хорошо зарабатывает, успокоились. То, что не сегодня, так завтра сыграется свадьба, они не сомневались. Уж больно он много тратился на Людмилу, а мужик просто так бросаться деньгами не будет. Их совместная поездка к Черному морю вообще воспринималась ими почти как свадебное путешествие. Они радовались, что старшенькая устроила свою жизнь. Теперь бы Дашеньку поднять, и можно жить спокойно.

Во втором часу ночи мать услышала звук поворачиваемого ключа входной двери и испуганно вскочила с кровати. Следом за ней вскочила и бабушка. На пороге стояла Людмила с большой сумкой своих вещей.

– Выгнал?! – охнула Елена.

– Такова наша судьба без мужиков жить, – тихо сказала бабушка.

Людмила молча прошла в квартиру. Она ничего не рассказывала, а мать с бабушкой ничего и не спрашивали, щадя ее чувства. Они видели ее заплаканное лицо, ее опухшие глаза и недоумевали. Ведь Петр казался им таким приличным человеком.

На первую пару Коротышкина не пришла, и Вероника заволновалась.

– Вот, твоя новая подруга! Всего второй день занятий, а она уже прогуливает, – злорадно выговаривал ей староста группы, отмечая присутствовавших на лекции.

– Зачем ты так? Может, она заболела или случилось что? – защищала Людмилу Вика.

В перерыве она побежала к телефону-автомату, но в мастерской никто не поднимал трубку.