Гнездование - Рошен О'Доннелл

она была беременна, он твердил, что работа неблагоприятно скажется на ребенке. Потом утверждал, что нанимать няню – слишком дорогое удовольствие. Столько энергии у нее каждый день уходило на то, чтобы продержаться до вечера. На то, чтобы расслышать собственные мысли.

Студенты рассаживаются, тихонько шепчась, достают учебники и ручки. Пятнадцать молодых людей и девушек, в основном чуть старше двадцати, сидят напротив доски и смотрят на нее с надеждой. Солнечный свет просачивается сквозь стену из плюща, окрашивает аудиторию в зеленоватый оттенок, покрывает пятнышками стены. Теперь, когда все заняли свои места, Киара прохаживается вдоль доски, просит студентов представиться, а потом берет маркер и начинает писать.

Мне тридцать шесть лет.

У меня есть собака и две кошки.

Когда-то давно я жила в Бразилии.

– Что из этих утверждений неверно? – спрашивает она.

Студенты смеются. Тиски волнения, сковавшего грудь, постепенно ослабляются. Легкое покалывание, какое ощущаешь, когда кровь приливает к затекшей руке или ноге. Они с дочками ушли из дома два месяца назад. А она уже вот где. Вот чем она занята. Все обязательно будет хорошо.

Киара так много улыбается, что кажется, сейчас заплачет. Показывает на строчки, написанные ее рукой с большим наклоном, на давно не мытой доске.

– Я серьезно, ребята. Это такая игра. Что из этого неправда?

Молодой человек на задней парте поднимает руку.

– Я думаю, вам не тридцать шесть, мисс. Где-то двадцать один, нет?

– А, вот кто будет моим любимчиком.

И снова смех. Но более амбициозные студенты уже включаются в игру. Киара пытается вспомнить имена, которыми они представились. Бьянка с Сардинии, Чжан из Ханчжоу и Юки из Осаки.

– Я думаю, вы не жить в Бразилии, учитель, – говорит Элиза из Сан-Паулу, откидываясь на спинку стула и пожевывая кончик ручки. В глазах озорные искорки. – Вы не сможете в Бразилии. Слишком жарко. Растаете. Как мороженое. Уф-ф.

Еще один взрыв смеха. Киара скрещивает руки на груди.

– Что ж, неплохо, Элиза. Но правда такова: у меня нет собаки и двух кошек. Зато есть двое детей. А теперь ваша очередь. Напишите три предложения, два правдивых, а одно – нет. Посмотрим, сможете ли вы обмануть своих одногруппников.

Киара ходит по классу, заглядывает в тетрадки через плечо. Большинство пишут по два относительно нейтральных, обыденных утверждения, а одно – явная выдумка. Я в Дублине уже три месяца. У меня двое братьев. Моя сестра Мадонна. Лучше всего удается обвести своих одногруппников вокруг пальца тем, кто понимает: лучший способ скрыть правду – сделать так, чтобы она выглядела обыденно.

Во время перерыва в одиннадцать часов она проверяет телефон. Сообщение от Райана, в котором он информирует, какие дни ему подходят на этой неделе. Вторник, четверг, первая половина дня в воскресенье. Она пыталась составить расписание, чтобы не приходилось все время переписываться, но он говорит, что не позволит связывать себя по рукам и ногам и не будет делать так, как ей удобно.

Она чувствует, как ее снова затягивает водоворот тревоги, но, выйдя из аудитории, видит в коридоре двух преподавательниц, которые машут ей и зовут выпить с ними кофе. Они покупают дешевый латте и садятся на скамью возле здания студенческого совета под навесом, увитым цветущей жимолостью. Женщины представляются: Оливия и Мэгги. Спрашивают, откуда она, в каких странах успела поработать. Вскоре Киара обнаруживает, что делится историями, смеется над шутками, и тревогу вытесняет из сердца ощущение приятельской компании. Давно забытое ощущение.

Вечером они сидят на ставшем привычным месте – на полу в коридоре, Кэти смеется, когда Киара рассказывает ей о Диего, о том, как они вместе меняли постельное белье.

– Похоже, он классный парень, – говорит Кэти.

– Дело в его акценте. И в музыке, которую он слушает. Он напомнил мне счастливые времена, вот и все. Когда мне было двадцать восемь, я ездила в Бразилию. Мне очень понравилось. Там я в последний раз чувствовала себя по-настоящему свободной.

– Снюхалась там с каким-нибудь бразильцем небось?

– Нет! У меня тогда никого не было. Но я была счастлива. Независима. А потом я вернулась в Шеффилд. Собиралась снова уехать. Начала педагогическую практику, почти ее закончила. Но потом познакомилась с Райаном.

– Вскружил тебе голову, да?

– Да. Он в Шеффилд приехал по работе, но, когда мы познакомились, его миссия практически подошла к концу. Мне исполнилось тридцать, и я закатила вечеринку в ирландском баре. Более взрослые родственники пили пиво и вспоминали прежние времена, а кое-кто из молодежи, включая меня, прямо оттуда пошел в «Свинцовую мельницу».

– Какую мельницу?

– Свинцовую. Это местный ночной клуб. И там я с ним разговорилась. Точнее, для разговоров было слишком шумно, но мы танцевали. Я была навеселе, а Шинейд какие-то шарики дебильные купила. В общем, я тогда из клуба сразу к нему и поехала. Оказалось, он с севера. Из Монахана. У меня бабушка оттуда родом. Он не был пьян, он вообще не пьет, но с ним было дико весело, я ржала до слез. И он казался таким искренним. Тупо, наверное, так говорить, да?

Кэти кивает и продолжает слушать.

– Он вмиг заполнил всю мою жизнь. От других парней, с которыми я встречалась, пользы было как от козла молока. Их невозможно было заставить взять на себя хоть какие-то обязательства. А с Райаном мы виделись каждый день. Он занимал все мои мысли. Мы встречались всего неделю, когда настал срок его возвращения в Ирландию. Он успешно сдал экзамен, необходимый для службы в государственном аппарате, в Дублине его ждала достойная работа. Он тут же позвал меня с собой. Я не нашла причин отказаться. А может быть, побоялась отказаться. Я чувствовала, что никого в жизни так не любила. И он постоянно говорил мне, какая я особенная, что я совсем не такая, как его бывшая, которая плохо с ним поступила. Я чувствовала себя обязанной о нем заботиться. Он любил говорить о том, какая у него тяжелая жизнь. Ему необходимо было знать, что его кто-то любит. Он говорил, что никто не понимает его так, как я.

– Так ты, оказывается, школьная учительница? И что же ты, не вернулась к работе? Каникулы длинные – да и почва какая-то под ногами.

– Ну, у меня тогда успехи были не очень. Самый последний этап педпрактики я завалила, загуляла с Райаном, и трава не расти. Сама виновата. То есть зачет я получила, но еле-еле. Да и в любом случае здесь преподавать я не имею права. Я не говорю по-ирландски.

Кэти смотрит на нее очень внимательно. А потом