Закон бабочки - Наталья Сергеевна Володина-Саркавази

Что почувствовать? Но со страниц звучала музыка – Олимп, Афины, Дельфийский оракул, Лернейская гидра, и имена богов, и географические названия… Зачем мне мечта?

Мы выехали в ночь. Лена и Янис ехали на фабрику за товаром. Приехали на рассвете. Афинский район « Филадельфия». Холод пробирает до костей, глаза слипаются, но я всё вглядываюсь в даль: где же Акрополь?

– Какой тебе тут Акрополь? – смеётся Лена, – успеешь!

К обеду с делами покончено. Я звоню подруге, но телефон не отвечает. Что делать? Янис заводит знакомую песню, и они полны решимости везти меня обратно. Я отказываюсь.

– Ну хорошо, предположим, подруга сейчас на работе и рано или поздно ты дозвонишься. Как ты объяснишь ей, где находишься? Где будешь ждать?

– А я сейчас поеду на Акро…

– Ну хватит про Акрополь! – злится Лена. – Ненормальная. Там только ждут таких дур с чемоданом.

Я оглядываюсь по сторонам: глазу зацепиться не за что. Однообразные кварталы, киоски, магазины. Наконец мы находим вполне примечательное место, а именно – кладбище « Красная мельница». Не самое подходящее место для встреч, но выбирать не приходится. Я стояла на ветру, пока добрая женщина не пригласила меня в павильон, где я скоротала время в окружении венков, херувимов и прочей похоронной атрибутики. Наконец звоню подруге.

– Наташка! Наконец-то! – смеется Галина. Мы вместе жили на Санторине, делили комнату в подвале, от неё я узнала первые греческие фразы. Я неимоверно донимала подругу с вечным «а как это будет по-гречески?» Спастись она могла только в ванной, но, пока мылась, я стояла под дверью и орала сквозь шум воды: давай просклоняем – я моюсь, ты моешься, он моется…

– Ты в Афинах? Где находишься?

– На кладбище! – радостно ору я в трубку.

– Боже! На каком еще кладбище?

– Красная мельница!

– Что ты там делаешь?

– Тебя жду!

– Ну спасибо, подруга, – обиделась Галина. – Ну обрадовала. Она меня на кладбище ждёт. Получше место не придумала? Я вот принципиально туда не поеду. Ты можешь взять машину?

– Да тут какие-то чёрные стоят…

– Дура! – орёт Галка. – Это катафалки! Такси в Афинах жёлтые!

– Ну жёлтые – так жёлтые. Что орать-то?

Я ловлю такси и еду к подруге. Так заканчивается мой первый день в Афинах.

Жертва искусства

Если вы купили билет на концерт в афинский Дворец Музыки, то это ешё не значит, что непременно туда попадёте. Не спешите радоваться. Помните, что искусство требует жертв. И у вас есть все шансы стать этой жертвой. В прямом смысле.

Я работала в пиццерии. Сил после работы оставалось на тупое сидение у телевизора и жевание пиццы, с работы же и принесённой.

Пикантный запах жареного – «Жанель № 6» – так прилип к одежде, что бездомные псы облизывались, провожая меня голодными взглядами.

«Что это от неё так вкусно пахнет?» – читалось на смышлённых физиономиях. Я видела, что они хотят меня попробовать. Так прошёл месяц, в конце которого душа взбунтовалась. Она потребовала праздника.

В Афины привезли тогда Баварскую оперу с «Лоэнгрином» Рихарда Вагнера. Дирижёр Мишель Плассон.

Идти или не идти?

Я собрала военный совет в своём лице и тщательно взвесила все «за» и «против». Проверила наличие соответствующей одежды. Просчитала последствия столь легкомысленной траты денег. Я учла всё, кроме одного: Дворец Музыки находится как раз напротив американского посольства. Этот факт, на первый взгляд незначительный, привёл к некоторому смешению жанров, и, уверенная, что иду в оперный театр, я попала совсем в другой – театр военных действий.

Из дома выехала задолго до спектакля.

Троллейбус тащился еле-еле, застревая в в узких переулках и бесконечных пробках, и, наконец, встал, намекая, что дальше следует добираться на своих двоих.

Вокруг творилось что-то непонятное.

Группы возбуждённых людей с плакатами и транспарантами, обилие полицейских и солдат в боевом облачении, чёрные «воронки», приветливо распахнувшие свои бронированные двери, внушали беспокойство, которое витало в воздухе и отражалось на лицах. Толпа густела по мере приближения к Дворцу, и, наконец я увидела демонстрацию, которая совсем не напоминала праздничную. Она надвигалась на меня как лавина, готовая смести всё на своём пути. Людское море направлялось вниз, к площади Конституции, и лишь я – вверх. У меня билет в театр. Я поднималась, как форель в горном потоке, преодолевая немыслимое сопротивление людской волны, продираясь сквозь ряды полицейских и лавируя между воронками.

Я поняла, что опаздываю. Скоро начнётся увертюра!

На театре же военных действий начался первый акт, обозначенный взрывом ручной гранаты.

Хлопнули выстрелы. Засвистели булыжники – орудие пролетариата, а протестующие крики демонстрантов слились в один протяжный рёв. Кто-то плеснул бензин и чиркнул спичкой. Я успела отскочить и ещё быстрее заработала ногами, что не дало, впрочем, ожидаемой прибавки в скорости. Вон они – спасительные ворота Дворца Музыки! Осталось проскочить пару полицейских кордонов и шеренгу солдат – и я в храме искусства! Высоченный полицейский, который с интересом приглядывался ко мне, вдруг широко раскинул руки, словно хотел поймать рыбку в потоке воды. Что он хочет? Мне некстати вспомнилось, что нахожусь я на территории Греческой Республики незаконно, и объятия полицейского, безусловно, приятные в другой ситуации, не сулят ничего хорошего. Вон и «воронок» рядышком. Но ворота ещё ближе! Я выхватываю из кармана билет, и, махнув им перед носом ошеломлённого блюстителя порядка, кидаюсь к спасительным воротам.

Они закрыты! Как же так?! У меня билет на спектакль! Просунув руку сквозь прутья решётки, я машу билетом, как белым флагом, готовая сдаться на милость секьюрити театра. Охрана, за стеклянными, наглухо закрытыми дверями, делает ответные пасы, показывая то на часы – я опоздала – то на толпу за моей спиной. Я их понимаю. Если демонстранты ворвутся в театр, то Лоэнгрин – легендарный рыцарь германского эпоса – может хоть замахаться своим волшебным мечом. Но мне-то что делать?!

Силы порядка, между тем, приступили ко второму акту: разгон демонстрации. Чёрные фургоны, набитые участниками событий, отходили один за другим. Взвыли сирены. Солдаты, в касках и со щитами, начали теснить демонстрантов, дробно топая ногами и стуча дубинками по щитам. Атака была устрашающей. Я вцепилась в прутья решётки, готовая отстаивать своё право на культурный отдых. Шеренга солдат прокатилась, не причинив мне существенного вреда. Толпа поредела. Я облегчённо вздохнула: скоро антракт.

И тут пустили слезоточивый газ.

Это было уже лишнее. Газ оказался не столько слезоточивым, сколько удушающим. Что случилось? Может, они там баллончики перепутали?

Газ обжигал горло, не позволяя дышать. Куда деваться? Бежать? Отступить сейчас, когда до начала второго