Ты пахнешь как мечта - Эллин Ти

знаю, что ответить. Я не могу не нервничать! А вдруг что-то пойдет не так? А если она будет очень долго мучиться? – Демид, пожалуйста. – Еська кладет руку мне на плечо и чуть сжимает, поддерживая, и мне удивительно сразу становится легче. Правда.

Мы останавливаемся на светофоре, и я проклинаю эти долгие шестьдесят секунд, что нам придется тут стоять. У меня нет этого времени, черт побери!

– У тебя минута, чтобы выдохнуть. – Она не убирает руку с моего плеча. Наоборот, чуть смещает кисть ближе к шее и сжимает мышцы, пытаясь меня расслабить. – Закрой глаза и дыши, давай. Роды Яськи вряд ли пройдут легче, если ее любимый брат попадет в аварию из-за нервов.

– Я просто волнуюсь.

– Я знаю. Но наверняка даже сама Яська не переживает настолько сильно. Выдохни и постарайся расслабиться. В таком состоянии ты ее только испугаешь. Дем, ты слышишь?

От этого «Дем» внутри все теплеет, как будто солнцем согревается. Меня много кто называет именно так, но почему-то только одна Еся умеет говорить это по-особенному. С нежностью и легким придыханием.

Это даже заставляет меня чуть улыбнуться и на самом деле выдохнуть. Ладно. Яська справится. В конце концов, она там с мужем, а это в сто раз облегчает задачу.

– Слышу я, – говорю, не пытаясь спрятать улыбку от ее обращения, – дышу, честно.

– А у Яськи мальчик или девочка? – вдруг спрашивает с любопытством.

– Мы не знаем, – светофор наконец-то загорается зеленым, и мы едем дальше. – Она не хотела узнавать пол, а никто не настаивал. Вещи покупали такие, чтобы подошли и девчонке и мальчишке, а кроватка и коляска у нее в серых и бежевых цветах, никакого разделения на розовый и голубой.

– Блин, так интересно. До сих пор не могу привыкнуть, что Яська уже такая взрослая. Вроде только-только была вредным подростком…

– Ничего не изменилось, Есь, даже в свои двадцать она вредный подросток, – усмехаюсь и останавливаюсь на еще одном светофоре. Да издеваются они сегодня все, что ли!

– Она хорошая. – Еся улыбается, переводит взгляд на меня, и я замираю, глядя ей точно в глаза. Каждый раз это как мощный удар током. Бьет до самых косточек и заставляет дрожать. Касаемся взглядами, и я сразу вспоминаю все наши с ней самые лучшие и горячие моменты. А у нас их было…

В секунду хочется узнать, изменилась ли Еська за эти годы. Раньше она была довольно стеснительной. А сейчас? Краснела бы так же от поцелуев, рассыпанных по телу? Всхлипывала бы от ласк, дрожала бы от прикосновений?

Оживаю от громкого гудка сзади и понимаю, что совершенно забыл о светофоре. Трогаюсь с места и сажусь поудобнее: у меня, мать его, встал. От одних воспоминаний и фантазий.

После этого я понимаю одну простую истину. И не ту, что я скучаю по Еське или что-то вроде того, хотя эти фантазии тоже заставляют задуматься о многом.

Я понимаю, что нам пора заканчивать пытаться построить что-то с Ксюшей.

Я никогда не позволил бы себе думать о других девушках, находясь в отношениях. Веду себя как мудак. И больше не хочу делать вид, что у нас все в порядке. Попробовали – не вышло. Так случается, никто не виноват. Жизнь, она вообще штука сложная. Не все идет так, как нам того хочется. А я хотел построить с Ксюшей что-то светлое, но, видимо, мы оба ошиблись, выбирая друг друга.

– О чем ты думаешь все время? – спрашивает Еська.

Хочется нагло ответить, что о ней, но почему-то держу язык за зубами. Кажется, у них там что-то намечается с Мирославом. Наверное, не стоит мешать? Если он действительно так любил ее все эти годы, а сейчас Еся не отвергает его, то… Я не имею права лезть в это. Перестал иметь хоть какие-то права еще в тот момент, когда не пришел к Есении пять лет назад.

– Просто переживаю, – вру, пожимая плечами. – А ты зубы мне заговариваешь, да? Я правда отвлекаюсь.

– Это долгие годы работы с противным директором. Училась отвлекать его любыми способами.

Ее методы работают на самом деле, за что я снова безмерно ей благодарен. Мне становится заметно спокойнее, пока я разговариваю с Есей на отвлеченные темы. Она прекрасная девушка, глупо было бы не признать это.

Мы подъезжаем к больнице, и я снова начинаю нервничать, хотя, честности ради, все же меньше, чем двадцать минут назад.

Еся из машины выходить не спешит, и я смотрю на нее, не понимая: она собралась тут сидеть?

– А ты?

– Я не пойду, наверное… – говорит, замявшись. – Ты там нужен, а я что?

– А ты мне нужна, – говорю, не раздумывая даже. Правда нужна. Я без ее поддержки умом поеду. И пусть это эгоистично, наверное. Но правда сейчас нужна, очень-очень. – Я не вывезу без твоей поддержки, Есь. Выйду в окно, и тебя некому будет отвезти домой.

– Это шантаж!

– Я шантажист. Пойдем, Есь, ради моей сестренки.

Она закатывает глаза, но все-таки выходит из машины и заметно сдерживает улыбку.

А дальше халаты, бахилы, длинный белый коридор, удивительно удобные диваны и никаких новостей.

Я очень боялся, что буду слышать, как Яська кричит, но тут не слышно совсем ничего, а дальше, к палате, естественно, нас не пускают.

Я пишу Ромке, мужу Яси, что приехал и что я рядом с Ярославой, совсем-совсем рядом, а потом начинаются долгие муки.

Рома выходит к нам, говорит, что Яська держится молодцом: совсем не кричит и много матерится. А еще что все идет хорошо и очень быстро, поэтому ждать нам, наверное, недолго. И потом он уходит. И оживаю я, только когда на мое плечо опускается голова Есении.

Я сижу на диване, упершись локтями в колени, а она – совсем рядом.

Не упрекает, не отвлекает, не смеется над моими переживаниями. Молча поддерживает и находится рядом, так, как мне очень нужно сейчас. Так, как никто в мире не умеет больше.

Как я мог просрать все это?

– Она справляется, – шепчет Еся, а потом осторожно берет меня за руку. Я успокаивал ее точно так же в лифте, когда мы застряли и она очень переживала. Сейчас, когда в поддержке нуждаюсь я, она дает мне ее сполна, хотя имеет полное право развернуться и уехать отсюда, оставив меня. – Все будет в порядке. Ярослава очень сильная.

– Вы, женщины, вообще невероятные, – говорю правду и сжимаю руку Есении чуть сильнее, а потом поддаюсь порыву и поднимаю кисть, пару раз целуя костяшки. Это само происходит. На уровне каких-то рефлексов, кажется.

Еська