Ты пахнешь как мечта - Эллин Ти

ежится немножко от этого движения, но руку не убирает – или я держу так сильно, что не даю ей этого сделать, – и даже немного мне улыбается, совсем легонько, но этого хватает, чтобы на душе стало заметно теплее.

Мы сидим так минут двадцать, не двигаясь. Ее голова на моем плече, а руки сцеплены в замок. Я дышу громко, а Еся – тихо, как мышка. Но я почти слышу, как колотится ее сердце – тоже переживает, но не подает виду, поддерживая меня.

– Ты невероятная, Есь, – в такой момент во мне говорят чувства, не давая места разуму и хоть какой-то адекватности. Нервное напряжение выдает наружу все слова, что крутятся в мыслях. – Спасибо тебе за все. Ты очень спасаешь сейчас.

Она не успевает ответить. Из-за двери выходит медсестра и просит нас пройти в другой коридор – туда, где родовая палата, в которой рожает Ярослава.

Сразу накатывает паника. Неужели что-то случилось? Почему вышла медсестра, а не Рома? Что происходит?

Руку Еси не отпускаю, иду вместе с ней, и она не сопротивляется. В любом случае нас вряд ли пустят куда-то туда, куда нам не стоит проходить и где мы увидим то, что не стоит видеть.

Я слышу голос Яськи. Меня холодом окатывает от ее тихих болезненных стонов. Это точно она. Где-то рядом совсем.

– Все в порядке? – спрашиваю нетерпеливо у медсестры, и она поворачивается к нам на мгновение, кивает, улыбается, просит нас подождать и уходит в палату. Да что происходит?

– Ты понимаешь что-то? – спрашиваю у Есении.

– Ничего, – шепчет, прижимаясь ближе ко мне. – Но Яська, кажется, не кричит. Это хороший знак. Я надеюсь…

Дверь открывается, и из нее выходит… Молодой отец. В руках – крошечный сверток в шапочке, одежде, что мы с Ясей вместе выбирали, и сверху в одеяльце.

Уже?!

Господи… Я не помню, когда последний раз в жизни плакал, но сейчас слезы сами собой наворачиваются, не могу их остановить, да и не пытаюсь.

Краем уха слышу, что Еська тоже рядом всхлипывает, впечатлительная и очень переживательная. Удивительная девушка.

– У нас мужчина, – говорит Рома. У самого глаза красные, но, видимо, уже успел взять себя в руки, раз ребенок уже одет и, кажется, сладко спит. – Три восемьсот, пятьдесят пять сантиметров.

– Все хорошо? – спрашивает Есения, пока я и двух слов не могу связать. Моя сестра стала мамой…

– Все замечательно. К Ярославе можно будет попозже, с ней еще не закончили, а малыша разрешили показать вам, с ним все хорошо. Подержать хочешь? – спрашивает меня и подходит ближе, а я вдруг теряюсь. Я, черт возьми, не умею держать детей.

– Я понятия не имею, как это делается.

– Не ссы, родственник. – Он вкладывает мне в руки моего племянника, и я замираю. Это так круто. Новая жизнь, совсем маленький, но уже настоящий человек. Смешно припухший и очень-очень теплый.

– Есь, ты просто посмотри на это чудо. – Мне отчаянно хочется поделиться с ней своим счастьем. Это невероятно, правда. И этот момент хочется разделить с тем, кто точно меня поймет. А Еся поймет. Я точно знаю. Уверен на все сто процентов.

Она подходит совсем близко, стирая слезы со щек, и осторожно касается ручки ребенка, которая торчит из-под одеяла. Совсем невесомо, словно просто хочет почувствовать его, поверить, что он настоящий.

Мы стоим так пару минут, наверное, просто любуясь комочком, а потом я поднимаю голову и снова происходит это.

Мы снова сталкиваемся взглядами, это снова разряд тока, снова коротит и искрит.

И то положение, в котором мы находимся… Ребенок на руках, и мы так близко.

В теории, если бы мы не расстались, у нас уже мог бы быть свой малыш. А возможно, даже не один.

От понимания сердце сжимается.

Замечаю, что у Еси на глазах снова слезы.

И что-то мне подсказывает, что думает она сейчас о том же, о чем и я.

Глава 19. Еся

Akmal’ – Приснись

Я могу назвать этот день самым прекрасным и самым ужасным за последнее время.

Прекрасным, потому что на свет появился малыш, и это не иначе как настоящее чудо. Он дико смешной и забавный, очень теплый и еще смешно сморщенный, потому что еще каких-то двадцать минут назад он был в животе у своей мамы, а сейчас лежит завернутый в одеяльце на руках своего родного дяди, который глаз с него не сводит.

А вот ужасным… Как раз из-за последнего пункта. Видеть абсолютно счастливого Демида с новорожденным ребенком на руках – это гамма эмоций. Радость за то, что они дождались это счастье. Малыш будет купаться в любви, уж точно. Грусть, когда посмотрела на Демида и подумала, что это мог бы быть его ребенок от другой женщины… Эти мысли очень странно отозвались во мне тупой болью. Я не ожидала от себя такого.

И отчаяние… за то, что у нас мог бы быть такой же прекрасный малыш, если бы мы не потеряли все, что было между нами. А сейчас у меня большие проблемы с гормонами и гора таблеток на завтрак. Мне не то что родить – мне забеременеть непросто, а потом еще и выносить. И так это все… больно, блин, что слезы по щекам стекают без остановки, и сделать я с ними ничего не могу.

Отхожу от Демида на несколько метров и смотрю ему прямо в глаза не моргая. Он странно реагирует. Такое ощущение, что все мысли мои читает, все до единой. Потому что замирает сразу и поджимает губы немного. Так делают, когда сожалеют. Но обо мне не нужно сожалеть. Это точно лишнее. И точно не он это делать должен.

– Я поеду домой, – говорю негромко и пячусь назад. – Вызову такси, машину отдай Мирославу, пожалуйста, он говорил, что привезет сам.

– Почему это не могу сделать я? – спрашивает словно со злостью, и меня прорывает еще сильнее. Не нужно. Ну пожалуйста, давай просто забудем, давай просто снова не будем видеться много лет, а еще лучше вообще никогда.

Ну я ведь отпустила, я ведь научилась не вспоминать и перестала ночами плакать, даже несмотря на то, что у меня кота зовут твоим именем. Ну зачем ты сейчас все это делаешь, зачем возвращаешь меня в то время, когда я верила в то, что кроме тебя никого не смогу полюбить?

Качаю головой, не могу перестать плакать и буквально выбегаю из больницы, глупо надеясь, что это хоть как-то мне поможет.

Пробегаю мимо машины,